Моя цель заключалась не только в собирании военной информации, какой бы скудной она ни была, но и в вербовке агентов для службы на оккупированной территории, а также в том, чтоб узнавать адреса людей, которые согласились бы работать с нами, если бы удалось установить о ними связь.
Нужно было быть очень храбрым человеком и настоящим патриотом, чтобы вернуться в Бельгию или во Францию после того, как удалось благополучно миновать электрический провод. Сотни фотокарточек, распространявшихся немцами, красноречиво доказывали, что эмигрантов, пытавшихся тайком пробраться через границу, неизменно убивало током высокого напряжения. Помимо того, возвращающимся угрожал несомненный расстрел. Даже того, кто был схвачен при попытке бегства в Голландию, ожидало длительное тюремное заключение или отправка в Германию в гражданский концентрационный лагерь. К этому следует прибавить опасность огласки. Когда человек [15] бежал в Голландию, то его соседи сплошь и рядом знали об этом; если он возвращался, соседи сразу же начинали подозревать, что он вернулся как шпион, и своими разговорами, даже сами того не желая, могли погубить его. Кроме того, среди населения имелись состоявшие на службе у немцев. Эти люди всегда могли обнаружить подозрительную, с их точки зрения, деятельность граждан, вернувшихся на оккупированную территорию.
Мы не могли избежать подобного риска, но старались, доставить агентов обратно на оккупированную территорию так скоро после их отъезда, чтобы они могли своевременно явиться в местную комендатуру (каждому жителю оккупированной территории полагалось это делать раз в месяц). Неявка в срок влекла за собой розыски преступника, и если у него не имелось хорошей отговорки, то всё, что ему оставалось делать, — это скрываться, что, конечно, значительно уменьшало его ценность как агента.
Генри ван Берген, уроженец Лувена, был первым завербованным нами агентом. Он перешёл границу к северу от Антверпена с помощью проводника. Через двадцать четыре часа я опрашивал его в нашей конторе на Боомпье. Первое, что поразило меня, были его шляпа и костюм, которые он надел, прежде чем двинуться в опасный путь. Безукоризненно одетый, он выглядел так, точно только что сошел с парохода или поезда, а не перебрался через электрический провод. Я видел перед собой человека лет сорока пяти, по профессии юриста, смелого и бодрого, который производил прекрасное впечатление. Так как я уже получал отказы в оказании нам содействия со стороны других эмигрантов, то удивился готовности, с какой он согласился работать на нас, после того как я убедил его в том, что он может оказать больше услуг союзникам возвращением в Бельгию, чем поступлением во французскую армию в качестве солдата.
Ораму было приказано немедленно позаботиться о переправе Бергена через границу, а я в это время спешно инструктировал его относительно нужной нам информации, подчёркивая, главным образом, необходимость организации постов наблюдения за поездами. Я подробно объяснил ему функционирование этих постов и характер требуемой информации: состав каждого воинского поезда, время его прохождения и т. д. Повторений не требовалось: короткий решительный кивок и сосредоточенный взгляд показали мне, что его дисциплинированный ум воспринимает всё сразу. Избегая компрометирующих записей, он заучил [16] на память имя и адрес хозяина одного кафе в Антверпене, которому он должен был передавать или пересылать свои донесения. Сам должен был именоваться М-60, цифра, которая одновременно являлась опознавательным знаком и паролем. Он сразу понял необходимость скрыть свое настоящее имя от антверпенского «почтового ящика».
Так как луна была на ущербе, он через три дня был «а пути к границе вблизи Эйндховена, порученный заботам Шарля Виллекенса, который был одним из наших лучших агентов-проводников. Проползая на животе под электрическим проводом, Виллекенс, благодаря резиновым перчаткам и сапогам, благополучно переправил Бергена через границу. Позже мы узнали, что он довёл его до маленькой деревушки Молль, откуда Берген продолжал путь один.
Мы с беспокойством ожидали новостей. Мы каждую неделю получали сообщения от владельца кафе, или «почтового ящика» в Антверпене, который с помощью курьера посылал их нашему агенту на границе. К концу третьей недели Орам принес нам первое донесение о движении поездов с поста, расположенного в Херенте, за Лувеном, на линии Лувен — Брюссель. Оно было написано тушью на тончайшей бумаге, так, чтобы курьер мог его спрятать под лентой своей шляпы, в подкладке, башмаках или ещё где-либо на случай, если его остановят и обыщут на пути от «почтового ящика» до границы. В дополнение к этому донесению Берген просил передать, что он работает над организацией других постов, но это весьма трудно, так как ему недостаточно того, что нашлись подходящие люди. Эти люди, кроме того, должны жить в домах, расположенных непосредственно у железнодорожной линии. Вскоре он организовал другой наблюдательный пост на линии Лувен — Льеж. Теперь мы были осведомлены обо всём движении через Лувен, так как путем вычисления могли получать данные о движении по относительно менее важной линии Лувен — Малин.
Донесения поступали регулярно в течение четырёх месяцев. Бергер писал, что возлагает большие надежды на друзей в Генте, обещавших организовать там наблюдательные посты. Я был очень доволен, так как и некоторые другие наши ячейки начали посылать нам свои первые донесения, и наша сеть постепенно расширялась.
Неожиданно мы узнали, что наш курьер, доставлявший донесения из Антверпена к границе, арестован. Позже от другого антверпенского агента, которому мы поручили расследовать эхо дело, мы узнали, что владелец кафе, который [17] выполнял функции «почтового ящика» или связующего звена, также был арестован. Мы больше ничего не слыхали о Бергене. По прибытии в Брюссель после перемирия я узнал, что он был расстрелян вместе с двумя другими антверпенскими агентами, которые работали на него в Льеже.
Мне так и не удалось узнать, что привело его к аресту. Однако было совершенно ясно, что раз «почтовому ящику» не было известно ни имя Бергена, ни имя курьера, причем имя курьера не знал и сам Берген, то немецкая контрразведка подождала с арестом до тех пор, пока не проследила всех нитей организации. Я думаю, что Берген провалился первым. Хорошо одетый и явный джентльмен по внешности, он возбудил подозрения своим общением с железнодорожниками, которые работали в качестве наблюдателей, и с владельцем кафе, расположенного в самом бедном квартале и посещаемого, главным образом, лодочниками. Мы советовали ему пользоваться услугами посредника для сношений с этими людьми и удовольствоваться руководством их работой, самому оставаясь в тени, но он, по всей вероятности, не обратил внимания на наше предупреждение. Германский агент мог проследить за ним или его курьером до «почтового ящика» и увидеть, как он передает им донесения. Немцы, по своему обычному методу, схватили всех, кто только имел какое-либо соприкосновение с подозреваемым ими агентом.
Наша задача была достаточно трудной. Всё, что мы могли сделать, чтобы избежать катастрофы, подобной той, которая постигла Франкиньуля, и полного прекращения поступления сообщений из Бельгии, это — следовать нашему громоздкому плану и работать с дюжиной одновременно функционирующих организаций, каждая из которых совершенно независима от других в каждом своем звене, начиная от наблюдательного поста и кончая агентом связи с Голландией.
После войны я познакомился в Брюсселе со священником из Гента, принадлежавшим к ордену францисканцев; последний рассказал мне, что именно он был тем другом, о котором нам писал Берген. Он уже организовал два наблюдательных поста, которые были готовы начать функционировать, too в это время связь с Лувеном была прервана. Он условился с Бергеном, что завербует других членов своего ордена в различных частях Бельгии, но после ареста «почтового ящика» он не; имел больше никаких способов связи и был вынужден отказаться от своих планов. [18]
В ячейках, которые мы организовали, позже, мы использовали многих священников. Они были превосходными агентами. Для них не существовало пропасти, отделявшей бельгийских деловых людей от людей свободных профессий и рабочих. Они могли посещать все слои населения, не возбуждая подозрений. Нам нужны были интеллигентные люди, но все же мы не могли обойтись без рабочих-железнодорожников, контрабандистов, владельцев маленьких кафе, лодочников и крестьян, работавших в пограничной полосе. Ясно, что часто бывало очень трудно создавать между ними связь.
В течение значительного времени, пока нам не удалось организовать второй пост, один только пост Бергена давал союзникам информацию о движении войск по этой важной артерии. Войска, присылавшиеся из Германии в качестве подкреплений для всех секторов германского фронта между Верденом и морем, должны были проезжать через Льеж или Трир. В Льеже железнодорожная линия разветвлялась на две артерии: одна шла через Брюссель, другая — через Намюр. Действительно, IV германская армия под командованием герцога Альбрехта Вюртембергского поддерживала связь с Германией исключительно по линии Брюссель — Льеж. Неудивительно поэтому, что немецкая контрразведка так тщательно расставляла свои западни.
Наблюдатели за поездами и «фланёры»
Стоять у пересечения железнодорожных путей и смотреть на проходящий поезд легко, но вести регулярное наблюдение за всеми поездами, проходящими через данный пункт, и отмечать время прохождения и состав поезда — дело совершенно иное. Оно не должно было прерываться ни днём, ни ночью, причём надо было отмечать все подробности. Совершенно очевидно, что подобное наблюдение могло вестись только из дома, расположенного у железнодорожной линии.
Немцы знали, что мы это делаем, так как они захватили всю организацию Франкиньуля, так же как и многие другие организации. Ввиду этого дозоры их контрразведки постоянно обходили пути и следили за каждым домом, в котором мог бы найти себе приют наблюдатель.
Когда такой агент, как Берген, приступал к организации ячейки, то главное затруднение заключалось в том, чтобы найти помощников среди живущих возле железнодорожных путей. Поместить в подобный дом новое лицо — значит [19] вызвать подозрение немцев. Поэтому, как правило, приходилось убеждать одного из постоянных жильцов нести эту службу. Для того чтобы это сделать, нужно было либо самому быть достаточно знакомым с данным лицом, чтобы существовало взаимное доверие, либо приходилось вести переговоры через общих друзей. В этом отношении нам был очень полезен Моро, так как служащие железных дорог живут обычно вблизи железнодорожных путей, и письма от их бывшего начальника было достаточно, чтобы установить полное доверие.
Наблюдение должно было вестись двумя сменами, и очень часто эта работа выполнялась мужем и женой. Им приходилось думать о том, чтобы ночью у них не было видно света и чтобы днем их не заметили у окна в момент наблюдения за путями. Работа была монотонна, и для того чтобы ночи и дни следить за проходящими поездами, отмечая состав каждого поезда, даже в тех случаях, когда перевозился только провиант или военное имущество, требовалась величайшая преданность делу и честность.
Состав поездов отмечался с помощью сокращений: «пл.» — означало обычный товарный вагон для скота или теплушку, «в.» — пассажирский вагон, «плоск. пл.» — платформы, «высокие пл.» — открытые платформы со стенками, «крытые пл.» — платформы, крытые брезентом. Поезд, перевозивший пехоту, обозначался следующим образом: «10: 15, 1 в. офиц., 33 пл. солдат, 3 пл. лошадей и 6 плоск. пл.». Артиллерийская часть могла иметь следующий состав: «1 в. офиц., 10 пл. солдат, 20 пл. лошадей, 4 плоск. пл. пушек и 8 плоск. пл. зарядных ящиков».
Таким образом, эшелоны дивизии всегда можно было отличить от эшелонов пополнений или от эшелонов отпускников или возвращающихся из отпуска.
