вспоминал, что нужно. Правда, это продолжалось лишь до тех пор, пока я не пошел учиться на врача. Там-то, похоже, я это преимущество утратил. Я очень старался, зубрил, но зачеты сдавал с трудом. Оценки я получал плохие, впал в уныние, моя уверенность в себе стремительно испарялась. Мне очень хотелось пойти по стопам моих братьев, но после первого семестра в мединституте стало ясно, что сделать карьеру врача мне вряд ли удастся. Наконец все стало настолько плохо, что со мной решил поговорить с глазу на глаз преподаватель физики. Он не мог понять, почему моя успеваемость совсем не отражает ту сообразительность и тот энтузиазм, которые я демонстрировал на занятиях. У меня не было удовлетворительного ответа на этот вопрос. Я сказал ему, что очень стараюсь, столько усилий трачу на то, чтобы заучить материал.
– А ты не заучивай, – перебил меня он. – Дай волю воображению.
Кажется, никогда раньше не слышал я, чтобы слова использовали подобным образом – предлагая, а не убеждая. Этот преподаватель предлагал мне забыть о форме и попробовать отнестись к моей жизни как к видению. Он давал мне разрешение
Я смотрю, как моя мать идет к горизонту, к своей цели, и мне спокойно. Я вижу вдали это дерево из своего нынешнего пристанища в ветвях древа жизни и чувствую только любовь. Это дерево, зеркально отражающее мое древо, – только символ знаний, и ничего больше, а символы не властны надо мной. Не властны сейчас, но было в моей жизни время, когда я готов был отдать что угодно, лишь бы вырваться из хватки знаний. Я мог бы сказать «избавиться от влияния их силы», но в знаниях – ложная сила, которая рождается в те опьяняющие мгновения раннего детства, когда язык кажется единственной дорогой в рай. Видимо, есть лишь один путь вперед от этого первого соблазна. Это, конечно, простая человеческая судьба. Из беспредельного света нас забрасывает в физический мир, и из этой полной растерянности тьмы мы должны отыскать путь обратно. Ничто не заставляет нас гореть на той же частоте, что и свет, который привел нас сюда, – но разве это так уж невозможно? Рассеять светом мрак, сотворенный словами, – это осознанный выбор, путь искателя.
Мой преподаватель физики в мединституте предложил мне посмотреть на мир как на видение в учебных целях, но вскоре я обнаружил, что мы погружены в видение постоянно. Сначала мы что-либо представляем себе, а затем становимся этим. Художники видения, чем бы оно ни было, – это художники жизни. Видеть видение – значит создавать реальность любыми доступными средствами. У собаки собачье видение. Дерево видит себя по-своему. Оно знает свое тело – каждый листок и частицу, которые делают его вселенной. Оно знает омолаживающую силу солнечного света, дождя, питающей почвы. Оно понимает, что связано с жизнью в целом, и, как и тело человека, меняется, когда меняется свет. Но человеческое видение приспосабливается к изменяющимся знаниям. Когда мозг человека превращает свет в язык, он учится видеть посредством слов. Мы даже не понимаем, как мы одарены. Наши слова описывают нашу реальность. Мы всегда в видении, мы постоянно заново определяем реальность. Когда мы спим, слова становятся лишь слабым эхом видения наяву, но это видение все-таки продолжается. Как и у всех существ, наше видение длится беспрерывно. В нем мы создаем идею того, кем являемся по отношению ко всему остальному миру. Когда с нами соглашаются другие умы, мы осмеливаемся назвать наше видение истиной. В зависимости от того, как мы используем знания, мы можем быть жертвами или ответственными мастерами своего личного видения.
Так много лет тому назад я попал в плен к знаниям, но пришло время сбросить с себя их оковы. Родные тогда не могли меня поддержать, не было у меня и сообщества тех, кто мог бы меня научить, как это сделать. Я был один, и утешить меня могла только древняя мудрость. Так же одинока сейчас и Сарита. Всерьез ее поиски и путь ко мне начнутся в мире, который олицетворяет вон то дерево. Собрать фрагменты старого видения, созданного старыми знаниями, может каждый. Но для того, чтобы подобрать драгоценное сырье для нового, вдохновляющего видения, нужен мастер. И это вызов, который ей брошен. Может быть, она потерпит неудачу, а может, одержит победу. В любом случае Мигель не вернется. Он сейчас дома, в объятиях вечности.
Прожив жизнь, он постиг истину о себе. Дюйм за дюймом он освобождался от соблазнов знаний. Унция за унцией он делал свое сердце невесомым, очищая его от полчищ лжи. Частоты, которыми он жил, менялись, возрастали, и наконец настало время, когда материя не может более удерживать его. Оживляй тело, если ты этого хочешь, мать. Собирай воспоминания, скрепи их верой, а остальное пусть сделает медицина. С широко открытыми от волнения глазами ты, как будто впервые, столкнешься со знаниями. Учись на своем пути. Будь в этих поисках моим сердцем, и пусть с каждым шагом ты будешь все ближе к свету. Делай, что должно. Пробуй, что хочешь… Но Мигель не вернется.
Мать Сарита стояла у подножия второго дерева, сердце ее колотилось, вырываясь из груди, она задыхалась. Вроде бы дерево стояло не так далеко, но путь к нему показался ей бесконечным. Она обернулась – на фоне неба виднелись очертания дерева, на котором сидел Мигель. Оно было окутано светом. Но то дерево, перед которым стояла она, было погружено во тьму. Как мудрая женщина, она понимала, что это значит: здесь нет зла, здесь просто отсутствует что-то. Даже не отсутствует, здесь чего-то не хватает. Здесь все пронизывает свет, он есть во всем, но в этом месте он не совсем желателен. То неземное сияние, что заливает окружающий ландшафт, здесь встречает какое-то сопротивление. Что сказал ей сын? Нужно довериться какому-то самозванцу. Ей не очень нравилось слово «самозванец». Но ведь нужно добиться своей цели, и она примет любую помощь, в любой форме.
