смягчались изяществом его манер.
Она, казалось, это сознавала, и в глазах ее сверкнул луч ненависти к своему искусителю.
— Как вы почивали, мой прекрасный друг? — с улыбкой спросил граф. — Входя в ваше мирное убежище, начинаешь сомневаться, действительно ли мир в настоящую минуту находится в таком тревожном, лихорадочном состоянии.
— Получено много писем и депеш, — спокойно проговорила она, указывая на маленький столик близ софы.
— Уверены ли вы, — спросил граф, — что эта деятельная корреспонденция не обращает на себя внимания?
— Здесь все освоились, — отвечала она с бледной улыбкой, — с тем, что я получаю много писем. Я не думаю, чтоб у меня стали искать нити важных событий.
Граф подошел к окну и отдернул одну из опущенных занавесей. Комната мгновенно озарилась дневным светом. Затем подвинул к окну заваленный депешами столик и начал их открывать одну за другой. Молодая женщина между тем сидела, молча откинувшись на спинку кресла.
Граф вынул портфель, достал из него маленькую тетрадку с различными шифрами и с помощью ее принялся разбирать письма и депеши.
Содержание тех и других, по?видимому, было ему чрезвычайно по сердцу. Выражение лица его становилось все довольнее и довольнее. Наконец он встал, и с сияющим гордостью лицом сказал:
— Труд мой приближается к концу. Скоро, скоро рухнет здание лжи и ненависти, а правда и право восторжествуют!
— Но что будет со мною? — спросила молодая женщина, слегка поворачивая голову к графу.
Он подошел к ней, сел на кушетку и заговорил с гордым спокойствием, вежливо целуя руку, которую она не отнимала.
— Вы вместе с нами поработали над великим делом, мой прекрасный друг. Вы оказали нам большую услугу, служа посредницей в нашей тайной корреспонденции и помогая мне сохранить вид простого туриста. Обещаю вам независимое и блестящее положение. На каком основании — предоставьте это мне: надеюсь, вы мне доверяете?
Фрау Бальцер пытливо на него посмотрела и отвечала:
— Не сомневаюсь, что вы хотите и можете сдержать свои обещания.
— Но, — продолжал он, — нам остается еще очень много дел, даже если мы и достигнем главнейшей цели. Я намерен открыть новое и еще более широкое поле деятельности вашему уму и способностям. Согласны ли вы по?прежнему быть моей союзницей?
— Согласна, — отвечала она. Из груди ее вырвался глубокий вздох, легкая краска подернула щеки, в глазах замерцал тихий, мягкий свет. — У меня есть одно желание, — прибавила женщина.
— Какое? — спросил он тоном светского человека, который желает быть любезным. — Если в моей власти его исполнить…
— Я думаю, что это в вашей власти. Я видела столько примеров вашего могущества, что получила к нему большое доверие…
— В чем же дело? — Он пристально на нее смотрел.
Она опустила глаза перед его пытливым взглядом и, сложив руки, тихим, дрожащим голосом произнесла:
— Возвратите мне Штилова!
На его лице выразилось изумление с легким оттенком смущения.
— Этого желания я, признаюсь, с вашей стороны не ожидал. Я думал, ваш каприз к нему давно прошел. Да и выполнить его превыше моих сил.
— Этому я не верю, — отвечала она, и взгляд ее сурово и пытливо остановился на графе. — Он ребенок, а вы умеете управлять людьми зрелыми и более крепкого закала.
— Но вы забываете, — начал он, — что…
— Что он в пылу мечтательного бреда бросился к ногам одного из тех скучных, сладеньких созданий, которые ищут в готском календаре, кому могут принести в дар свое сердце! — воскликнула она, вскакивая с места и метая из глаз молнии. — Нет, я этого не забыла, но потому?то именно и хочу вернуть его себе. Я вам буду помогать во всем, — продолжала она несколько медленно, — я все силы ума и воли посвящу на служение вашим планам, но что?то хочу получить и для себя, потому говорю вам: отдайте мне назад Штилова.
— Вы получите для себя все, чего желаете, — сказал граф и продолжал с улыбкой: — Я также вовсе не намерен стеснять вас в ваших личных удовольствиях, но на что вам этот, как вы его сами называете, ребенок? Разве вы не можете повелевать всем и всеми, благодаря вашему уму и вашей красоте?
— Но я люблю его, — тихо произнесла она.
Граф с изумлением на нее смотрел.
— Извините меня, — сказал он, усмехаясь, — этого ребенка…
— Да, и именно потому, что он ребенок! — воскликнула молодая женщина с оживлением, и в широко раскрытых глазах ее засветилась глубокая страсть. — Он так чист, так добр, так прекрасен! — прошептала она с сверкающими на ресницах слезами.
Граф бросил на нее серьезный взгляд.
— Но знаете ли вы, — сказал он, — что любовь, господствующая над вами, может лишить вас способности господствовать над другими? Она отнимет
