— А с Ежом? — вдруг насторожилась Лена. — Как с Ежом-то? Звонить будешь?
— Не-а.
— Как так? — спросила резко.
— Он меня в чёрный список занёс.
— А что делать будешь?
— Пойду.
— Пойдё-ёшь?!
— Ну.
— Он же орать будет, материть.
— Всё равно пойду.
— И терпеть будешь?
— Буду.
— И спасать будешь?
— Буду.
— И пить с ним будешь?
— Буду…
— И рубахи?
— И рубахи, всё… буду…
Лена покачала головой — будто у неё внутри всё закружилось от происходящего, и в сложности этой смеси, в её круговой поруке было теперь спасение.
— Мне так страшно стало, когда у тебя телефон отключился… — сказала вдруг Лена и снова всхлипнула. — А представляешь, в храм зашла… Литургия началась, и вдруг голова так закружилась, ты знаешь, у меня бывает… Приступ… Испугалась… «Господи, помоги, Господи, помоги…» — говорю. И вдруг чувствую, меня за руку кто-то берёт. Оказался врач… Потом на стульчике сидела. А потом на исповедь, и на Причастие… Вот видишь, как борюсь… с бесами своими… — Лена прикусила губку. — В истине… вышла…
Баскаков сжал её руку:
—
Она кивнула. Её голова снова лежала на его плече. Он голову гладил и тихо говорил:
— Будешь ещё чайники бить?
— Бубу, — всхлипывала Лена.
— И кричать на меня будешь?
— Бу-бу… — ещё больше захлюпала Лена.
— Позорить будешь меня перед мужиками?
— Бу-бу, бу-бу… — тряслись её плечи.
— Детишек рожать?
— Бубу…
— И ждать… если чо?
— Бубу…
— И волноваться?
— Бубу…
— Как будешь?
Она смешно покачала головой… Тут и у Баскакова по глазам как ветром резануло. Да и в окно навалился порыв со снегом. Растворил серую бетонную стену, и сквозь неё подступила и хлынула в очи суровая и древняя даль. И будто вернула к жизни, к новой полосе. Стало вдруг ясно, какой пласт пережит и что грядёт следующий. Незнамо какой. И надо готовиться к исповеди, к Рождественским чтениям. Лена тоже это почувствовала, словно холодный и сухой снежный ветр и её наполнил силой. Что-то знакомое, старинное, тускло стальное сверкнуло-перелилось в Лене и она воспросила строго и порывисто:
— Как к детям пойдёшь?
Не в смысле, как, мол, «осмелишься после всего», а как солдату говорят: «Готов, всё взял? Ничего не забыл? Справишься?»
И новая волна окатила Баскакова. «Господи, как же я вас люблю!»