— Женя, куда положить?
Было ясно, что коротко не управимся, тем более Верхний Взвоз на Грузовом причале и ехать надо «в окружку» через весь посёлок, потом обратно к моему дому по берегу, а потом так же назад. Всё это я мелочно просчитывал. Ладно, хоть разгрузили, подумал я облегчённо, и вдруг заметил, что мужики как-то странно стоят вокруг водилины, коротко обмениваясь словами, среди которых вырвался Славино: «от… конь…» и Женино «это с какой силой пятить надо». Мотя просто вскользь матюгнулся. Оказалось, что Нефёд этот, сдавая назад, заломил прицеп и погнул одну из трубок водилины.
— Да может, ничего? — с надеждой спросил я.
— Хрен ли «ничо» — вон трещина, — грубо ткнув пальцем, бросил Володя.
— Конечно, так не делается, — сказал Слава.
— Варить надо, хрен ли, — цеднул Мотя и хлёстко сплюнул.
Опять все сгрудились в совещательном недоумении, а Володя, бросив «Выправляйте пока!», быстро отошёл. Через несколько минут они притащили с Рыжим сварочник, щиток, пачку электродов и бобину с проводом. Встал вопрос, куда цепляться. Пока Женя ломиком выправлял трубу, Володя подцепился к нефёдовской бане, откуда раздался отчаянный лай:
— Кобель злюччий такой у него! По зверю, наверно, идёт, — вернувшись, сказал Володя весело, и было непонятно, в шутку или нет. Делал он всё с улыбкой и будто проводя занятие, а остальные подчинялись и выполняли, но не теряя достоинства, а одобряя. Мотя присутствовал, как почва.
Оказалось, что Слава работал на алюминиевом зароде сварщиком, и Володя предложил ему:
— Ну чо, Михалыч, покажешь мастер-класс?
— Да ладно, — застеснялся Слава, — ты уж сам.
Володя было взялся за маску, но она показалась ему неудобной, и он сделал поползновение подварить наощупь, прикрыл ладошкой трещину. На что Слава настойчиво протянул маску и сказал:
— Владимир Ильич, ну что вы, не следует пренебрегать… техникой безопасности.
Володя варил грубовато, но надёжно и не стесняясь Славы, и даже оказывалось, что спорая его хватка здесь жизненно уместней, и Слава это принимал как большее достоинство. Мотя, отвернувшись, словно обидевшись, прижимал прут арматурины, которым усилили трубу. Потом ждали, когда остынет металл.
Держали водилину, пока Мотя пятился, подцепили телегу, и вдруг Володя со словами «видал чо!» вытащил из покрышки саморез. И в этом «видал чо!» было столько очарованности жизнью, что распространялась она и на эту самую жизнь, и на собственный дар, который Володя считал лишь принадлежностью обстановки.
— Ехали и за Лесосибирском… Магазин, короче… — продолжал Слава сварочную тему. — Там сварочники вообще все есть.
— Обожди, это где?
— Ну где шиномонтажка… Где автовокзал, там ещё справа стройматериалы.
Я знал это место и вставил слово:
— А слева ещё «Казачья харчевня».
— Да-да.
Женя покачал головой и засмеялся дробно и редко:
— Казачья харчевня…
— А чо?
— Да чо, эти казаки… Какие казаки? Чо их сейчас так поднимают, я не понимаю. Ещё вырядятся, ордена нацепят. Они их из какого сундука взяли- то?
— Ну они же русские люди, — не выдержал я, — вы историю казачества посмотрите… Они же границы наши охраняли.
— Да ково они охраняли — пили да воровали… Да ну, я грю, — не обращая внимания, продолжал Евгений, — какие они русские… — И протянул отстранённо: — Во-о-от, начинают поднимать…
— Женя, послушай, — возразил Слава, — а как же Семён Дежнёв, Ермак? Они же казаки были.
— Дежнёв… — проговорил Женя на перепутье.
— Дежнёв вообще в Енисейске жил. А Похабов? В Иркутске даже памятник стоит! — обрадованно подхватил я.
— Не, ну это на-а-аши казаки, сибирские, — вдруг важно и по-хозяйски протянул Женя, — а я про тех, которые в Сече… Я читал. «Тарас Бульба». Кино-то щас идёт.
— Вот вишь ты какой! Вывернулся! — вскрикнул Володя. — Как соболь из кулёмки!
Все засмеялись.
— Так. Ну, — всё с той же основательностью сказал Женя, — я так понимаю, мы в Сухую едем?
— Ну да, — сказал Володя, а я похолодел. Сухая Сургутиха — это речушка неподалёку, которую все называют просто Сухая, и к ней дорога по берегу
