имеет отношения. Потому что сейчас любая бывшая любодейка может написать «роман», да и ещё объявить на весь свет, что её «книга имеет успех», так как «хорошо продаётся». Поэтому под угрозой сама репутация книги. А у ребёнка отношение к книге как к некоему неоспоримому и незыблемому явлению, как деревья там или горы. Ему не приходит в голову, что за книгой стоит такой же смертный человек, как и он сам. Только ещё более сомневающийся. И старающийся помочь сквозь свои сомнения. И из ничего великим чудом, непомерным напряжением души созидающий мир произведения… Ещё вчера Андрея Болконского и княжны Марьи не было, а назавтра они появились и стали частью жизни. И всё это автор, такой же живой человек. И ребёнку ближе и понятней как раз образ живого человека. Когда отец рассказал, как раненый Пушкин попросил мочёной морошки, эта картина произвела на меня в сотню раз большее впечатление, чем десяток учебных разборов пушкинского творчества. Поэтому только образ книги как предмета духовного созидания человека может помочь нам понять, заслуживает ли автор звания художника. Помочь отличить книгу от подделки. А для этого нам надо найти и увидеть этого автора. Пушкина, Батюшкова, Гоголя.
Ввалились раскрасневшиеся дети, посыпались на пол вязаные снежные рукавицы в катышках снега, тут же росисто покрывшиеся шариками воды, потные шапки.
— Хотя из педагогических соображений иногда можно и пригрозить ружьём. Как у Толстого в рассказе «Прыжок». Гениальный, кстати, рассказ, и абсолютно универсальный! Обезьяна со шляпой — это искушение, а азарт мальчишки — измена основам. Но особенно точно то, что все лезут на мачту
Лёня подлез Косте под руку. Костя улыбнулся:
— Лёня в первом классе этот рассказ проходил. Тоня ему вслух прочитала и спрашивает: «Лёня, скажи, почему папа велел мальчику прыгать?» А Лёня: «Чтобы застрелить макаку!»
Все засмеялись.
— Конечно рассказ… такой… — сказала Тоня, тоже, видимо, оттаяв, — совершенно непонятно, зачем капитану кругосветного корабля стрелять чаек.
— А я почему-то это и запомнил! — засмеялся Костя.
— Костя, слушай, — сказал я, удивляясь, — у меня так же было — стал перечитывать «Прыжок», тоже вспомнил про чаек, и они оказались главной приметой рассказа.
— Костя, ты бы показал Сергею Иванычу Лёнины сочинения.
— Их найти надо.
— Ну, всё как обычно — вздохнула Тоня.
Самогон кончился, но Костя разошёлся и выставил коньяк, на что Тоня метнула из своих чёрных очей молнийный взгляд. Она продолжала что-то готовить, и, наблюдая её кулинарные манёвры, я недоумевал. На столе стояло всё необходимое для празднования псовой погони, вкупе с Бабы-Катиным и Эдиным явлением, а Тоня всё наращивала хлопоты. Когда я увидел, что она нарезает коржи из круглого бисквита, вытащенного из духовки, и собирается промазывать их кремом, я почувствовал какую-то догадку, переходящую в тревогу… наряду с чувством и одураченности, и открытия, что всё это не для нас, и стыда — за постыдную мгновенно-невольную надежду на закусочный кексик. И следовательский азарт, когда открылось, что Тонины коврижки к нам с Костей и даже к детям не имеют
Потом Тоня сказала, чтобы мы «валили кормить собак», и мы вытолкались и встретили в тесных сенках Валентину Игнатьевну с тортовой коробкой — «ой, не помн
Мы пошли в вольер. На всю свору посуды не хватало, и собаки ели из трёх тазов, запуская носы в кашу, чавкая, рыча и пуская бурлящие пузыри. Одновременно они норовили перебежать и попробовать побурлить из другого таза, расталкивая товарищей и грозя надводной сварой, и надо было стоять и управлять кормёжкой с помощью специальной палки. Один кобелишка по глаза засунул нос в корм и, не прекращая его свирепо морщить, без перерыва рычал, грозно пробулькивая сытную жижу и с негодованием поглядывая на соседей.
Я спросил Костю, почему сразу не сказали, что надо закругляться, раз ждут гостей. Он ответил, что напрочь забыл и что «ничего страшного».
— Они переговорят сейчас… Да какие секреты…
Оказалось, Тоня метит в школу учителем биологии, что она работала в заповеднике в отделе экопросвещения и что у неё в планах всякие факультативы и «комплексная какая-то задумка по формированию современного мировоззрения». Экопросвещение Костя произнёс как «эко просвещение!».
— Кость, а Тоня на меня не сердится?
