Богом.
Когда Лена села в машину, уже темнело. Замешкавшись, она проехала свороток к Подчасовой, стала разворачиваться, но колесо задевало крыло, разворот получился чересчур широким, и правые колёса провалились в снег на обочине. Лена ударила двумя руками по рулю и заплакала. Сумерки… Грязный снег… Помятый бок. Скособоченная, окончательно подбитая машинёшка, изуродованным боком влипшая в грязный комкастый снег. Еле открывающаяся дверь, которой ещё и снег мешал открыться. Неудобство перекошенного вытаскивания. Тонкие чёрные сапожки… Обессиленность полная. Ещё не пережитый свой улёт. Попытка звонка Баскакову. «Гад! Пьёт с Добрынечкой!»
Вышла на дорогу и стала останавливать машины. Самосвал проехал мимо («Сволочь!»). Двое ребят на «бигхорне». Остановились, вытащили. «Спасибо, ребята». «Да не за чего». Едва собралась трогаться, позвонила Подчасова, сказала, что едет Бузмаков в Боево. «Твой телефон дала, мало ли». Тут же позвонил мужской голос: «Галина сказала, вам помощь нужна. Вы где?» Объяснила. «Ну стойте». Это было хорошо — сил не оставалось. Со стороны города подъехал микроавтобус, мигнул фарами, развернулся и стал впереди Лены. Вышел Бузмаков и ещё один человек: рослый, с выпуклым животом, линию которого повторяла длинная, очень выгнутая поясница. И живот, и поясница были плотно обтянуты курткой — синей, блестящей, набранной из пухлых полос. Сели в машины. Двинулись. Гуськом добрались до Подчасовой.
В автобусе ехало человек шесть, все в Боево на Рождество.
— Галь, я, наверно, с ними поеду. Там отец Лев. А машину у тебя брошу. Возьмёте меня?
— Да возьмём, конечно. Только вы в чувство придите… Так, а Игорь где? — спросил Бузмаков.
Галя сделала моментальное зверское лицо, и он понимающе поджал рот.
— Давайте чаю.
Сели за стол. Лена несколько раз пересказала своё приключение. Больше всех взбудоражился и восхитился человек с гнутой поясницей, оказавшийся московским писателем. Звали его Леонид. У него было большое, немного баклажанистое лицо. Тёмная кожа вокруг глаз с мелким напылением прыщиков — будто пшёночкой посыпанное. Увесистый подбородок. Когда он говорил — большой рот смещался-выдвигался ковшом. Леонид всем восторгался. Говорил громко и быстро, частил немного: «Да шикарно! Спасибо, Галечка! Это что? Папоротник? М-м-м-м… Шикардос, шикардос…» Смесь мёда с кедровыми ядрышками его вовсе обезоружила. Он ломанулся к вешалке и притащил плоскую бутылочку и плоский пакетик…
— Ой, извините! — вскрикнула Галя. — Я не сообразила. — И пошла к буфету.
— Галя, никаких водок ему! Мы в монастырь едем, — крикнул Бузмаков.
— Лена, будете? Бог простит, — отхлебнул Леонид коньячку. — Вот ещё хамон — берите… Ну ладно, ладно… Ну всё же уладилось…
— Лен, может, вина? — спросила Подчасова.
— Да завтра Праздник… И главное, я ещё подумала, надо было быстро в сторону отъехать куда-нибудь. Гаишники эти. Я только дух перевести собралась… Трясусь ещё вся.
— Да это сообщил, сообщил кто-то! — громогласно частил Леонид.
— Тот с «камаза» и позвонил! — сказал кто-то.
— Да ну, какой ему смысл — он же сам и растаскивал? Не. Это кто-то, кто ехал. Или из кафешки.
— Из кафешки! Мужик, который подбегал.
— А главное, я так и не поняла, что это за история с остановкой, то ли они захотели за мой счёт её отремонтировать? То ли что?.. Как-то непонятно. Если бы они поделили деньги — гаишники и дорожники? Нет. Ваня этот… Как он рукой махнул: «Езжай с Богом!» — Лена поджала губку и отвернулась.
— Шикардос-шикардос! — закричал Леонид. — Давайте за вас, Лена, за остановку! Ну как же хорошо! Леночка, у меня ещё кальвадос есть! Шикарный кальвадос! Шикардос-шикардос!
Быстрое это «шикардос-шикардос» звучало как присказка, как отдельное что-то и производственное, вроде «как понял — приём». Если он произносил отдельно «шикардос», то мог автоматически добавить двойной шикардос.
— Дак а знака там не было?
— Да не помню! В том-то дело. Могла прозевать спокойно. Я знак прозевала. Эта «камрятина» ещё, я прямо представила такого… Баскакова… в ней. «Бэ-бэ-бэ» такого… «Я скэзэ-эл… Никаких хлебопечек! В духовке стряпать будешь!» — басом изобразила Лена, и все засмеялись. — Бр-р-р, терпеть не могу… И в общем, я вижу этот поворот, уже вхожу… И понимаю, что капец… Ну и ка-ак меня ки-инет на встречку.
— Лена. Ты в рубашке родилась!
— Шикардос-шикардос!
— А меня опять потом ка-ак поведёт, и, главное, я ничего сделать не могу. Вот тебе и полный привод!
— Леночка, полный привод выручает, пока не сорвёшься… Как у сильных людей… Тянет до конца, а как сорвался — не поймать. Отдельный навык нужен. Газ нельзя бросать.
— Да я почти поймала. В том-то и дело! А потом снова… и эта остановка! И куча эта. Прямо как ладонь… кто-то подставил!
— Остановка! Лена, вы прелесть! Ха-ха-ха! Вот это сюжет! Менты с дорожниками бабки загребают на остановке! Даже нет! Таскают! — Он зашёлся
