плакаты-комиксы «Притча без слов», «Ложь востока» и «Предупреждение», оформлял пропагандистские брошюры для немецкого агентства «Юго-восток». Именно он стал автором популярного комикса 1943–1944 гг. «Притча о несчастном короле». В ней в аллегорической форме были представлены: Старый король, Молодой король, Сановник злобного короля, Северный кровожадный тиран и Разбойник, под масками которых скрывались Александр Карагеоргиевич, его сын Петр, Черчилль, Сталин и Тито. Столь же плодотворно работал и Всеволод Константинович Гулевич (1903–1964), создавший в годы войны яркую череду «национально-идеальных» героев германского эпоса («Нибелунги») и сербского Средневековья («Меч судьбы»)[128]. Помимо вышеперечисленных и менее известные художники из среды русской эмиграции поставляли антикоммунистическую изобразительную продукцию для агентства «Юго-восток», для Отделения пропаганды при правительстве Милана Недича и для периодических изданий, выходивших на территории Сербии. Русские художники внесли свой вклад и в оформление Антимасонской выставки, организованной осенью 1941 г. муниципалитетом города Белграда с целью «разоблачения козней мировой закулисы»[129].
Отдельные русские эмигранты участвовали в вышеупомянутой кампании антикоммунистической пропаганды, используя свои публицистические и журналистские дарования. Например, вышеупомянутый Евгений Месснер, имевший качественное военное образование (Михайловское артиллерийское училище и Академия Генштаба), работал военным обозревателем в сербских («Време»/«Время», «Општинске новине»/ «Муниципальная газета») и русских («Сегодня») эмигрантских газетах и в предвоенное время. В годы войны он не только принял активное участие в деятельности РОК, но и был некоторое время редактором сербской газеты «Обнова»/«Обновление» и сотрудником ведущей недичевской газеты «Ново Време»/«Новое Время», в которых он пространно писал о происходившем на востоке Европы[130].
Эмигранты, трудившиеся до войны на ниве сербского просвещения, выступали с пропагандистскими антикоммунистическими лекциями в провинциальных городах. Например, Федор Федорович Балабанов (1897–1972), выпускник богословского факультета Белградского университета, работал до войны преподавателем Священного Писания, психологии, церковно-славянского языка, патрологии и философии в духовной семинариях в Призрени и в Сремских Карловцах[131]. Летом 1941 г. он обратился к оккупационным властям с просьбой о направлении его на Родину для ведения там разъяснительной работы. Получив отказ, Балабанов стал ездить по территории Баната с антикоммунистическими лекциями на темы красного террора, коллективизации, колхозов, репрессий, общей деградации, причем подходил к вопросу творчески, даже разработал общий план и рекомендации активистам агитационной деятельности, переданные им белградскому отделению СД[132]. С подобными лекциями русские эмигранты выступали и на территории недичевской Сербии. В Валевском округе с различными пропагандистскими лекциями выступали преподаватель истории гимназии города Валево д-р Ростислав Владимирович Плетнев (1903–1985) [133], а также преподаватель музыки той же гимназии Василий Иванович Альтов[134], богослов по образованию, причем их коллегами по лекционной работе были Михайло Олчан и Боривой Карапанджич, звезды сербской пропаганды и видные члены праворадикального сербского движения «Збор».
Наконец, еще одним элементом влияния русской эмиграции на события в Югославии и на рост антикоммунистических настроений были неформальные контакты с окружавшей их местной средой. Значительная часть этого воздействия, несомненно, относится к более раннему периоду и выходит за рамки нашей темы. Однако здесь стоит отметить, что традиционно близкие взаимоотношения императорской России и Королевства Сербия способствовали тому, что идея об опасности коммунизма как воинствующей атеистической, антинациональной идеологии, склонной к насилию над личностью, проникала в образованные круги сербского общества во многом благодаря контактам с русскими эмигрантами. Наиболее ярким примером взаимовлияния были контакты русских эмигрантов с членами движения «Збор»[135]. Проявлением этих контактов стали не только положительные высказывания русских и сербских мемуаристов друг о друге[136], но и следы в музыкальном наследии вооруженного формирования «Збора» — Сербского добровольческого корпуса. Походные песни СДК своей мелодикой свидетельствуют о большом влиянии русской воинской песенной культуры, что, в общем-то, нетипично для сербских воинских песен, в которых доминируют балканские черты. Одна из популярных песен сербских добровольцев-антикоммунистов, «На сунцу оружье нам блиста…» представляет собой наиболее яркий пример этого феномена. Не только музыка, но и слова песни являются результатом вольной обработки русской популярной гусарской песни «Оружьем на солнце сверкая…», написанной в начале двадцатого века Владимиром Александровичем Сабининым (1888–1930), автором многих романсов, в том числе общеизвестной аранжировки «Гори, гори, моя звезда…»[137].
Высокий уровень вовлеченности русских эмигрантов в события гражданской войны в Югославии стал следствием взаимопроникновения русской эмиграции и окружавшей их среды. Причем взаимопроникновение это имело не только наиболее зримую форму смешанных браков или языковой интерференции сербских слов в язык русских эмигрантов. Куда более важным было духовное срастание русских с местной средой. Следствием этого взаимопроникновения стало возникшее в русской эмигрантской среде особое мировосприятие, для которого характерны следующие черты: чувство долга перед приютившей их второй Родиной, стремление защитить ее от губительной коммунистической идеологии, ощущение близости к местному населению (той его части, которая также боролась с коммунистами) и, наконец, неприязнь по отношению к сторонникам победы партизан, верящим в «Батюшку Сталина».
Вот что писал 40-летний Павел Авчинников, выпускник Николаевского кавалерийского училища, активный участник гражданской войны, в эмиграции чиновник Министерства здравоохранения Королевства Югославия, своей горячо любимой молодой супруге Лепосаве Пешич, жившей со своими родителями в
