Следующая радиограмма, связанная с Ф.Е. Махиным, ушла в Москву уже 19 сентября. В нем от лица Ф.Е. Махина было написано: «Товарищу Правдину. Преследуемый немцами и белогвардейцами я 23 июня прошлого г. скрылся в Черногории, где участвовал в партизанском движении с самого его начала и там себя достаточно скомпрометировал в глазах четников Дражи Михайловича. Был у них в плену и освобожден партизанами от выдачи итальянцам. После итальянско-четнического наступления в Черногории отступил с партизанами в Боснию, где присоединился к верховному штабу. Из окружения Михайловича хорошо знаком с его помощником Ильей Трифуновичем (Бирчанином), председателем Народной Одбраны, его характеристику, мне кажется, я Вам сообщил. Трифунович сейчас с помощью итальянцев ведет наступление против партизан со стороны Сплита. Попытаюсь при посредстве партизанского верховного штаба связаться с ним, и если удастся, то и устроить с ним свидание. В этом отношении желательны Ваши указания. Пробраться в оккупированные края при постоянной за мной слежке Гестапо сейчас невозможно. На днях пошлю подробную информацию о положении нашей здешней борьбы. Я очень обрадован возможностью нашей связи и работы. Горячий привет. Махин»[706]. Это письмо Тито передал в Москву и подписал его своим именем после имени Махина. В нем опять прослеживается стремление Тито использовать Махина как еще одного свидетеля, доказывающего правильность линии КПЮ на борьбу с четниками.
В телеграмме от 26 сентября 1942 г. Тито еще раз покритиковал четническое движение и посетовал, на то, что Д. Михайловича незаслуженно рекламирует «Радио Лондон», а также взволнованно спросил, почему Д. Михайловича не осуждает советская пропагандистская станция «Свободная Югославия», находившаяся под контролем ИККИ и вещавшая из Тбилиси на южнославянских языках[707]. На следующий день, 27 сентября партизанские радисты передали в Москву подробное донесение Ф.Е. Махина «товарищу Правдину»[708]. Престарелый эмигрант описал победу партизан над четниками, одержанную в Западной Боснии, упомянул широкое сотрудничество четнических воевод с итальянскими войсками. Кроме того, Махин выразил свое мнение о том, что легализация партизанского движения эмигрантским правительством не только невозможна, но и не нужна. Махин уточнил, что скорее партизанам помогло бы признание их англо-американцами, хотя бы по военной, а не по дипломатической линии[709]. На этом радиосообщения Ф.Е. Махина через радиостанцию ЦК КПЮ были прекращены. Если эти сообщения действительно составлены Ф.Е. Махиным, то становится очевидным, что он полностью находился под влиянием Й.Б. Тито и не мог стать независимым источником информации для СССР о ситуации в Югославии.
Кроме этих «официальных» источников информации о ЮВвО, СССР использовал и «неофициальные» источники, о природе которых можно судить лишь на основании косвенных данных, пока не стали доступными новые архивные фонды в России. К таким «неофициальным» источникам мог бы быть отнесен один из ближайших сотрудников движения Д. Михайловича — Драгиша Васич, стоявший до 1943 г. во главе пропагандистского отдела Верховного командования ЮВвО. Выступая перед немецкой анкетной комиссией, созданной для определения ответственности отдельных лиц за путч 27 марта 1941 г., известный сербский экономист и политик Мирко Косич утверждал, что Д. Васич накануне войны поддерживал связи с советского разведкой.[710]Того же мнения придерживался и придворный титовский летописец В. Дедиер, утверждавший, что Д. Васич «…годами поддерживал связи с советским разведцентром в Праге. Это была так называемая четвертая линия советской военной разведки, действовавшей в трех государствах — членах (Малой.
Агенты советской разведки могли снабжать СССР информацией о ситуации в Югославии и из других источников. Прежде всего, речь идет о деятельности «кембриджской пятерки»[713]и некоторых других британских агентов. Вероятно, наиболее полезной была деятельность Джона Кернкросса, который в 1942 г. работал в британской дешифровальной службе, наблюдая за расшифровкой британскими контрразведчиками важнейших немецких радиоперехватов, направляемых с использованием шифровальной машины «Энигма». В специфических условиях Балкан, где проводная связь была осложнена в связи с деятельностью партизан, рельефом местности и общей слабостью телефонной сети, огромное значение для немцев имела радиосвязь. Англичанам удалось прочесть различные коды люфтваффе (в том числе основной — Красный код), потоки радиообмена Вена — Афины, Штраусберг — Салоники и еще ряд кодов более низкого уровня[714]. Кроме того, сведения о немецких планах на Балканах можно было получить из радиообмена Берлин — Токио. Давало возможности для различных комбинаций и то, что через Кернкросса в Москве должны были узнать, что англичанам удается расшифровывать радиообмен между ЦК КПЮ и ИККИ[715]. Эффективность британской дешифровки немецкого и советского радиоперехвата на Балканах сильно упала лишь летом 1944 г.[716]Однако в то время (в 1944–1945 гг.) Дж. Кернкросс уже координировал работу британской разведки в Югославии, освещая планы и намерения Англии и США в этой стране. Гай Берджес работал в пресс-отделе британского МИД и являлся личным помощником министра иностранных дел А. Идена. Дональд Мак-Лейн в годы войны служил секретарем посольства в Вашингтоне и мог отслеживать секретную дипломатическую переписку, в том числе касавшуюся ситуации на Балканах. Информация о британской разведсети на Балканах могла поступать и от служивших британской
