воспоминаниях К. Попович: «23.II приземлилась у Петровца советская военная миссия во главе с генерал-лейтенантом Корнеевым. В Дрваре 24-го числа вечером был устроен ужин, на котором присутствовали маршал Тито, генерал-лейтенант Корнеев, бригадный генерал Мак-Лейн… полковник Териш, майор Черчилль и около 20 высших и низших офицеров из советской миссии. Речь произнесли Тито, Корнеев и Мак-Лейн. Парадные красноармейские погоны несколько облегчили нам протокольное обращение: “господин майор”, “господа офицеры”. Когда официальная часть встречи закончилась, мы остались в зале с несколькими советскими офицерами, вместе пели, и никто никого не называл господином. За ужином слева от меня сидел Черчилль (сын британского премьера Рандольф Черчилль. —
Конкретная повседневная деятельность советской миссии до сих пор покрыта непроглядным мраком. Ф. Мак-Лейну, точность наблюдений которого могла бы вдохновить тонкий юмор Ивлина Во[772]. даже показалось, что русские наполнили планеры одной лишь водкой и икрой и сами не знали, что им делать от скуки[773].
Единственная исследованная сторона деятельности миссии — «определение важнейших потребностей НОАЮ и сотрудничество в определении объемов и места доставки материальной помощи». Эту помощь (которая на регулярном основании начала прибывать лишь с июня 1944 г.) члены советской миссии оценивали как эффективную, В. Велебит признал столь же объемной, как и английская, а В. Дедиер в соответствии с пропагандистскими надобностями, назвал минимальной[774]. Реальный объем советской помощи, особенно в последний год войны, был решающим в преобразовании НОАЮ из партизанской в регулярную армию[775]. Для координации помощи и придания Народному комитету освобождения Югославии (НКОЮ) дипломатического статуса 12 апреля 1944 г. в Москву прибыла военная миссия НОАЮ, которой руководили Велимир Терзич и Милован Джилас[776]. Сталин получил от них детальный список необходимых медикаментов и военных материалов и одобрил существенные объемы помощи в соответствующем приказе ГКО № 5847 от 8 мая 1944 г. После месяца, проведенного в Москве в консультациях и переговорах, связанных с деталями осуществления советской помощи, 19 мая 1944 г. В. Терзич и М. Джилас были приняты Сталиным, у которого задержались сравнительно долго (около полутора часов)[777].
Кроме координации материальной помощи частям НОАЮ, миссия генерала Корнеева и база в Бари имели и другие задачи, разведывательного характера. СССР стремился получить информацию об оккупированных немцами Балканах не только из донесений коминтерновских кадров. Поэтому отдельные группы офицеров РУ РККА сразу же после прибытия миссии Корнеева в Бари стали рассредоточиваться по всем Балканам. В воспоминаниях ветеранов службы радиосвязи военной разведки сохранились упоминания о том, что по прибытии миссии Корнеева в Юго-Восточной Европе заработала целая радиосеть: 2 радиоузла (один в Бари и один сопровождал Корнеева в Боснии, на Висе и в Румынии) и 12 радиостанций в Югославии (в Сербии, Хорватии, Словении, Македонии, Черногории, Боснии и Воеводине), а также в Албании и Греции. Таким образом, вне этой сети на Балканах оказались лишь Турция и Болгария, где в течение всей войны действовали советские дипломатические миссии[778]. Радиостанция, сопровождавшая генерала Корнеева, имела позывной «Пурга-1» и действовала из Дрвара очень активно: «Ежедневно 30–40 обязательных двусторонних сеансов связи, в том числе шесть сеансов и круглосуточный контроль на дежурных частотах с Москвой, четыре сеанса с радиоузлом ''Гроза-1'' и по 2–3 сеанса связи со всеми другими 12 радиостанциями миссии. Кроме того, в зависимости от обстановки радиооператорам узла часто приходилось проводить дополнительные сеансы связи с некоторыми корреспондентами. Радиоузел ''Пурга'' нередко выполнял также функции ретранслятора на радиолинии Каир — Москва. В целом радиообмен на радиоузле был очень интенсивным и составлял в среднем 12–18 тысяч пятизначных групп в сутки»[779]. Ясно, что миссия генерала Корнеева стала советским разведывательным центром, покрывавшим всю охваченную войной территорию Балкан.
При этом трудно сказать, была ли эта высокая активность «Пурги-1» дополнительным катализатором, подтолкнувшим немцев к проведению операции «Ход конем» (Rosselsprung) по высадке парашютного десанта на Верховный штаб НОАЮ, размещенный в Дрваре (Босния), с целью уничтожения или захвата Тито и союзных миссий. О подготовке немцев к этой операции генералу Корнееву стало известно за несколько недель до нападения, после чего глава советской миссии попросил Тито усилить меры безопасности и подготовить план эвакуации на случай неожиданного нападения немцев[780]. Однако десант высадили позднее — 25 мая 1944 г., когда осторожность руководства миссии и партизан ослабла. В то же время немцы замкнули кольцо окружения, а потом с массированным применением артиллерии и бронетехники стали ускоренно пробиваться на помощь к высаженному в район партизанского штаба десанту. Благодаря самоотверженности принявшего на себя основной удар батальона охраны штаба и слушателей офицерской школы маршал Тито, советская и британская миссии ускользнули от немецких парашютистов, но оказались в большом кольце
