многодневного выхода на охоту ноги Чигирбека тропили дорогу за голец Ахтын, в долину Хабазлака, а две последние дочки Мухоя как-то странно походили на Загбоя.
Несколько лет назад в семье Мухоя случилась беда В Саянах пропал муж [его] младшей сестры Ихтымы, Батыр. Ранней осенью ушёл с напарником на соболёвку к гольцу Кучуму и больше не вернулся к обещанному сроку. Ждали до весны, потом до лета. В месяц налива ягод Загбой и Мухой ходили под голец, долго, очень долго искали славного Батыра. Нашли раздавленную снегом юрту, мёртвых собак. Однако все старания по поиску людей не увенчались успехом. Может быть, охотники попали в снежную лавину или провалились в горной реке под неокрепший лёд. Суровая тайга скрыла тайну исчезновения двух кыргызов. Двадцатипятилетняя Ихтыма осталась одна, без мужа, с тремя детьми на руках. Ровно через год Загбой поставил свой чум рядом с юртой Мухоя и привёл в него молодую Ихтыму вместе с её детьми. Ещё через год под сводами клиновидного жилища подал голос крошечный Шинкильхор.
И наступила в жизни Загбоя белая полоса! Трудно передать состояние души человека, когда у него есть дом, в котором тебя всегда ждут. Где всегда тепло, сытно, уютно. Где слышится весёлый, звонкий детский смех. Где твоё загрубевшее тело обнимают ласковые руки молодой жены. Да еще мать- природа раскрыла свои кладовые! Благодаря большому опыту, настойчивости и трудолюбию следопыта семья охотника практически всегда была с добычей, не знала нужды и забыла о голоде.
Однако не всё спокойно на душе у охотника, как это кажется на первый взгляд. Постоянные мысли о дочери, о внучке терзают душу. Не сладок мёд пчелы, когда в улье нет матки. Находясь дома, он постоянно думает о Ченке и об Уле. Проходит неделя, вторая, не может вынести Загбой разлуки, собирается в дорогу, едет в долину Трехозёрья на свидание. И опять же, находясь на прииске, терзается ожиданиями встречи с Ихтымой, Шинкильхором и остальными детьми. Так и ходит от одного порога к другому, постоянно в пути. А дорога не близкая. Белое белогорье, девять гольцов, четыре перевала, переход в пять дней. Где пешком, где на лыжах, при благоприятных условиях — на спине оленя. Но Загбой не сетует на обстоятельства. Кочевая жизнь приучила его к неудобствам. Быть постоянно в дороге — нормальное состояние, он безропотно подчиняется врождённому инстинкту.
В этот раз Загбой едет от дочери и внучки к жене и сыну. Сегодня последний, пятый день пути. Если всё будет нормально, через пару часов, к сумеркам, он будет у порога своего родного чума. Осталось только пройти в творило между двумя гольцами — и вот он, пологий спуск в долину Хабазлака.
Хорошо на душе у охотника! Гостил на прииске, там отлично встречали: два дня пил спирт, плясал, пел песни, разговаривал с Ченкой и Улей. Они живут нормально, самое главное, не болеют. Внучка промышляет соболей. Дочь выделывает пушнину. Каждый занят своим делом, и никто не жалуется на жизнь. Это главное. Теперь думы только об Ихтыме. Как она там управляется с детьми и хозяйством? Всё ли хорошо? Как здоровье у сына?
Загбой невольно представил будущую встречу, как подъедет к чуму, как навстречу ему выбежит улыбающаяся жена, примет из его рук повод, поможет спуститься на землю, возьмёт потку с пушниной. Как войдёт в чум, с какой радостью к нему бросятся дети, как их будет обнимать и рассказывать о своих похождениях.
С такими мыслями так и ехал весь остаток пути. Очнулся, когда на него забрехали свои же собаки. Выехал из леса на пойменные луга — вон они, родные жилища. Две большие юрты Мухоя и его, несколько поменьше, чум. Отовсюду валит дым, чувствуется запах свежих печёных лепёшек, аромат душистого чая кружит голову.
Почувствовав приют и долгожданный отдых, веселее пошли олени. Вот и прясла, пригон для лошадей. Там, под навесом, стоит небольшая, привычная к крепким сибирским морозам корова. Но что это? Недовольно хоркнул носом Чигирбек: на стойбище кто-то чужой. Бросил Загбой косой взгляд, точно, у сена стоят чужие лошади. Вон в стороне прижались друг к другу коренастые, монгольских кровей кони Мухоя и его сына Асылзака. А эти лошади другие, длинноногие, большеголовые. На таких ездят только русские. Но кто это может быть?
Подъехал к своему чуму. Навстречу из-под шкур выскочила радостная Ихтыма, улыбнулась мужу, проворно взяла руками повод, стала молча распрягать оленей. Бросила коротко:
— Как тарога?
— Карашо, — ласково ответил охотник, слегка прижимая жену к своему плечу. — Всё ли латно тома?
Ихтыма утвердительно качнула головой и, игриво вырвавшись из его объятий, стала снимать седло с Чигирбека.
— У нас гости, — коротко добавила женщина и качнула головой в сторону юрты Мухоя. — Тебя жтут, ити.
— Хто? — удивлённо вскинул брови Загбой.
— Русские. Каварить хотят.
В нерешительности постояв — куда идти? — он обогнул чум и пошёл к юрте. У входа в жилище отряхнул руками снег и без предупреждения откинул полог.
Все, кто находился внутри юрты, разом приподняли головы в его сторону. Недолго Загбой приглядывался в темноте с улицы, молча осмотрел сидевших. Шесть человек. В центре — Мухой, радостно улыбается и протягивает ему кружку горячего чая. Справа от него сидит Асылзак. Как только эвенк вошёл, последний тут же вскочил, уступая место рядом с отцом. Слева скрестил ноги Абдин, дальний родственник Мухоя, проживающий где-то в устье долины Хабазлака, неподалёку от большого города русских. Остальные трое — русские. Раньше Загбой с ними никогда не встречался, однако, по законам гостеприимства, всем подал руку для приветствия.
