патлатую шевелюру густых волос, сорвал с головы заношенную соболью шапку, живо протянул за водкой грязную руку:
— Пасипа, трук Кафон! Карашо сополя топывали. Пелки много, лиса, колонок есть. Торговать путем.
Проворная рука Ченки схватила свою дозу спиртного. Желая задобрить гостя, торопливо затараторила:
— Калтан — кароший окотник! Много зверя допыл, всегда к нам на покруту ходи. У Агафона лавка кароший, много добра, всё что надо тает.
Следом за ними разобрали кружки остальные: добродушная, несколько перепуганная или, скорее всего, забитая жена Калтана Наталья, широкоплечий восемнадцатилетний сын Харзыгак и не пропускающий такого удобного момента Иван.
Дружно выпили. Хакасы шумно задышали, едва не задохнулись от крепкой водки. Калтан схватил ковш с водой, Наталья замахала руками, Харзыгак вытаращил остекленевшие глаза. Ченка громко захохотала, схватила с прилавка солёного хариуса, стала учить друзей, как надо закусывать. Агафон и Иван молча крякнули, не поморщившись, и стали посмеиваться над гостями.
Агафон спокойно крутил усы, гладил бороду и удовлетворительно крякал в кулак. Иван закурил самокрутку. Ченка бесперебойно лопотала о своих хозяйских делах, о прошлогодней покруте Калтана и ещё о многом другом, что может взбрести в голову подвыпившей женщине, когда у неё развязывается язык. Хакасы проворно намазывали на хлеб икру, мёд, сахар, клали поверх дольки нечищеного чеснока, едучего лука, заливали весь «деликатес» сгущённым молоком и, не морщась, уплетали щедрое угощение хозяина лавки.
Агафон ухмылялся: «Жрите, чалдонское отродье, пока я добрый. Завтра за всё вычту». А сам тем временем разлил по кружкам ещё.
— Ну что, дорогие гости… — И широко развёл руками. — Приглашаю!
Никто не отказался. Все выпили по второй, уже не закусывая, перебивая друг друга, заговорили на разные голоса.
Агафон понял, что пришло его время, задумчиво почесал затылок, медленно, нараспев заговорил:
— А что, Калтан, долг-то принёс?
— Как же! — воскликнул осмелевший охотник. — Калтан никогда не врал. Всегда долг отдавал. Так, Ченка?
Тунгуска утвердительно закачала головой, искоса поглядывая на водку:
— Калтан кароший друг. Сказал — стелал. Никогта не врал.
Хакас строго посмотрел на жену, топнул ногой:
— Натаська! Тавай котомку!
Послушная женщина выскочила на улицу и уже через минуту возвратилась с мешком. Калтан развязал верёвочку, выкинул на прилавок пять соболей. Все удовлетворительно закачали головами: да уж, аскыры как на подбор! Пять котов, и все тёмные, с проседью. Агафон покраснел от удовольствия, однако вида не показал, взял соболей и поочерёдно рассмотрел каждого опытным взором. Да уж, ничего не скажешь, хороша пушнина!
Для солидности, поддерживая напряжение и набивая себе цену, хозяин лавки ещё какое-то время крутил шкурки, осматривал мех, мездру, прострелы. Но не к чему докопаться, добрые аскыры, первый сорт!
Наконец-то Агафон согласно улыбнулся, связал шкурки прочной, суровой ниткой, небрежно бросил их в угол, где уже возвышалась гора скупленной пушнины:
— Ладно. Так и быть, соболей принимаю. А где белка?
Калтан проворно сунул руку в мешок, поочередно выдернул и бросил на прилавок три десятка белок и огненную лисицу:
— Вот! Как каварил, допыл, принёс. А лиса — тебе на шапку! Дарю! Кароший ты друг, Кафон, никогда не обманываешь. Всегда много водки наливаешь и в голодный год в долг даёшь. Знай Калтана!
Агафон расцвёл, широко улыбнулся. Хоть и знал, что хакас каждый год задабривает его какими-то подарками, но всё равно приятно, когда о тебе не забывают. Не зря в прошлом году выставил лишнюю четверть спирта. Однако не забыл поблагодарить охотника. Люди тайги чувствуют отношение. Тут уж ничего не скажешь. Приходится льстить и стелиться перед каждой тварью, чтобы все знали его как доброго и щедрого купца, да, не дай бог, не пронесли пушнину мимо его лавки на Покровский прииск, где другие, такие же предприимчивые, купцы возьмут драгоценный товар уже по другой, более высокой цене.
— Спасибо, Калтан Иванович! — тут же придумал охотнику звучное отчество, так как знал, что люди тайги любят, когда их величают, как русских. — Не забуду твоей доброты. — Полез под прилавок, вытащил на стол ещё одну четверть водки. — А это тебе от меня, в знак нашей дружбы и признательности!
Тут же повернулся назад, взял долговую книгу, карандаш, полистал страницы, что-то вычеркнул:
— Вот, всё. Весь твой прошлогодний долг списан. Теперь ты мне ничего не должен…
Вздулся Калтан глухарём: шутка ли, сам Агафон его щедро потчует! Заходил по лавке, как медведь с ульем. Языком щёлкает, руками размахивает, надул губы, как налим на нересте. Вот как хорошо все получается, не зря всю осень соболевал на ульских россыпях! Тут тебе и уважение, и почёт, и доброе внимание. Хорошо русский купец гостя принимает, теперь он всегда будет ходить к купцу с пушниной. Наконец-то немного остыл, с гордостью смотрит на окружающих:
— Теперь тавай товар. У Калтана ещё сополя есть. Отнако надо муку, крупу, провиант, моей Натаське платье, вон то, цветное. А Харзыгаку новый
