Я чувствую, что он скрывает от меня правду.
— Лок.
Его глаза встречаются с моими.
— Что это ты скрываешь?
Он вздыхает.
— Многое, я полагаю. Тебе говорит о чем-нибудь название «Тридцать первый шаг»?
Я пытаюсь припомнить.
— Ходят слухи о новой компании, которая жертвует много денег и ресурсов организациям по оказанию помощи. Я помню разговоры о том, что основал ее какой-то плейбой, и что она некоммерческая.
Он ерзает и вздыхает.
— Я... это я.
Я хмурюсь.
— Что? Что ты имеешь в виду?
— Это моя компания.
— Но говорят, что парень, который управляет компанией, был миллионером или что-то в этом роде. Типа, причуды богача. О нем ходила куча слухов, но я особо не вдавалась в подробности — не было времени.
Он кивает.
— Слухи, в основном, правдивы. Я из богатой семьи. Мой дед сколотил состояние на нефти и недвижимости, отец расширил семейный бизнес, а после его смерти мама взяла все в свои руки. С тех пор она умножила состояние в несколько раз. Как единственный наследник, я должен был принять управление бизнесом на себя, но никогда не думал об этом. Я, вроде как, собирался умереть, так что нахрен бы он мне нужен, верно? Поэтому я предпочитаю говорить, что богата моя семья, а не я. Я не сделал ничего, чтобы заработать хоть цент из моего наследства.
Я киваю.
— Кажется, я понимаю различие. Когда ты говоришь, что твоя семья богата…
Он пожимает плечами.
— Я никогда не уделял цифрам слишком много внимания. Кажется, речь идет о состоянии где-то в районе... нескольких сотен миллионов. Или больше.
Мне немного не по себе.
— А у тебя лично?
Лок еще раз пожимает плечами, как будто это неважно.
— У меня акций, ну, не знаю... на несколько миллионов.
— И ты жил в обшарпанном мотеле «Ла Квинта»?
Он смеется.
— Они разрешают держать домашних животных, — говорит он, пожимая плечами.
Я пытаюсь разобраться в своих мыслях и чувствах.
— Итак, это ты основал «Тридцать первый шаг»?
Он кивает и пытается поймать мой взгляд.
— После торнадо я понял, что хочу помогать людям. Делать то, что делаете вы, но... по-своему. Я никогда не имел ни малейшего интереса к семейному бизнесу, не хотел торчать целыми днями где-нибудь в офисе, считая прибыль или анализируя условия договоров, или что-то в этом роде. В тот день в Оклахоме... я изменился.
— И когда ты сказал, что уехал, потому что хотел стать достойным моей любви…
— Это не единственная причина. Может быть, Оклахома положила этому начало. Но теперь мне
— А теперь… тебе кажется, что ты достоин моей любви? — в моем голосе... я даже не знаю. Отчаяние и надежда одновременно.
— Да, — он смотрит на меня, и взгляд этих сине-зеленых глаз обжигает и ласкает одновременно. — И теперь я не отпущу тебя.
— Лучше не отпускай.