— Я же сказала, мы все решим, — она выгибается, направляет меня. — Я не хочу.
Работает бедрами, подталкиваясь ко мне, и я погружаюсь в нее.
— Сейчас я хочу только так. Только ты. Только мы.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на дыхании, на мыслях, на ощущениях. Они такие безумно мощные — до боли.
Она впивается пальцами в мой зад, притягивая к себе с каждым толчком, словно боится, что я попытаюсь сбежать. Боже, я не смогу. Мы двигаемся вместе в полной тишине и смотрим друг на друга широко открытыми глазами. Дыхание наше тяжелое и быстрое. С каждым толчком мы двигаемся друг навстречу другу. Я обхватываю ладонью ее лицо, а другой, сжатой в кулак, упираюсь в матрас. Я смотрю на нее — не отворачиваясь и не моргая.
Лицо Найл искажает это прекрасное, дикое, почти страдальческое выражение приближающегося оргазма.
— Лок... Боже, Лок. Мне так этого не хватало... Я так скучала по тебе, даже больше, чем могла… о, Боже, о, Боже… больше, чем могла себе представить.
Не в состоянии ничего сказать, я просто стараюсь держаться, пока она не достигает края, закидывает голову и извивается подо мной, сжимает бедра и выкрикивая мое имя, плача от пронзающего ее экстаза.
И в тот момент, когда я чувствую, как Найл сжимается вокруг меня, я лишаюсь контроля. Невозможно сдерживаться, когда она сжимается вокруг меня, извивается, стонет.
— Найл, Найл... Боже, о... о, Боже, — эти слова слетают с моих губ, и я кончаю.
Я целую ее, пока мой оргазм не начинает затухать, и чувствую свой вкус на ее языке.
А потом, когда мы приходим в себя, Найл перекатывает меня на спину и оказывается сверху. Прижав мои плечи руками, она всем весом наваливается на меня. Склоняется надо мной. Ближе. Ближе.
— Ты сказал, что до сих пор влюблен в меня, но я не слышала от тебя настоящих слов любви, — ее голос хриплый, дрожащий. — Черт возьми, Лахлан, скажи это.
У меня было все распланировано.
Романтическое свидание. Прогулка в каком-нибудь укромном уголке. Моя рука вокруг ее талии. Я прижимаю ее к стене, целую и говорю те слова, которых никогда никому не говорил.
Но она требует их сейчас.
Спасибо, Боже! Я принадлежу тебе…
Он паникует?
Боже, нет. Пожалуйста, нет, Лок. Не после всего, что мы пережили.
Он проводит руками вдоль моих бедер, по ягодицам, вдоль позвоночника и зарывается пальцами в мои волосы. Тянет меня к себе и прижимается губами к моему рту, целуя с такой нежностью, что мое сердце готово разорваться.
— Я люблю тебя.
Он шепчет это так, будто сам удивлен, что произносит такие слова.
А я тону в них.
— Я люблю тебя, Найл Джеймс.
Он говорит это снова.
Я потрясена. Поэтому просто падаю на него и слушаю, как бьется его сердце.
— Я все вспоминаю ту песню, — говорит он. — Помнишь, мы слышали ее ночью в Оклахоме? После торнадо?
Я киваю ему в грудь.
— Помню.
— В ней есть строка...
— Я люблю тебя, — бормочу я ему в грудь. Туда, где бьется сердце.
И я уверена, что говорю это сразу двоим. Локу, конечно, но и Оливеру. Памяти Оливера, тому Оливеру, который будет жить в глубокой, потайной