оказывать медицинскую помощь. Гражданские войны, стихийные бедствия, эпидемии.
— А где побывал ты?
Судя по его взгляду, он видел ад.
— Южный Судан, Уганда, Камбоджа, землетрясение на Гаити. Несколько лет проработал в Кот-д`Ивуаре, — он указывает на мои все еще дрожащие руки. — У меня тоже так. Трясутся, когда все кончено.
— Потеряла пациента, — это все, что я могу из себя выдавить.
Он кивает и щурится, когда выглянувшее из-за облаков солнце заливает светом наши лица. Стандартная жара Лос-Анджелеса.
— Легче никогда не станет. Если хочешь знать, становится даже труднее.
— Ему было двенадцать. Четыре огнестрельных ранения. Он просто… истек кровью.
— А ты обещала ему, что спасешь его.
Я могу только кивнуть, а он каким-то образом оказывается ближе, вроде бы при этом не двигаясь, и подталкивает меня плечом.
— Никогда не переставай обещать этого. Им нужна эта ложь, и нам тоже. Мы должны врать сами себе — именно поэтому мы не опустим рук даже тогда, когда все безнадежно. Мы лжем и работаем так, чтобы эту ложь, по возможности, превратить в правду.
— Я ненавижу эту ложь.
— Я тоже, — он протягивает мне руку. — Оливер Джеймс.
Я принимаю его руку. Не трясу, а просто держу ее. Словно глупая попрошайка в ожидании милости. — Найл Маккензи.
А потом тишина. Успокаивающая. На самом деле я не курю сигарету, а просто держу и пускаю дым, но действие успокаивает. Утешает. Притворство… оно необходимо. Я понимаю, что он имеет в виду.
Через несколько минут Оливер встает.
— Пора возвращаться, мне нужно проведать отца.
Я тоже встаю.
— Он пациент?
Оливер кивает.
— Да. Шунтирование. Повторное. Старый упрямый баран не может изменить Биг Маку, понимаешь?
— Спасибо, Оливер.
Он улыбается мне, и, Господи, у него потрясающая улыбка. Точно красавчик Мак-Дрими. Но потом к нему возвращается серьезность.
— Ты вносишь свой вклад. Каждому пациенту — спасаешь ты его или теряешь — ты нужна.
Это не помогает мне успокоить беспорядочные мысли и эмоции.
— Спасибо. Это много значит.
Он машет легким движением руки. Но, не сделав и нескольких шагов, оборачивается.
— Думаю, вряд ли ты говоришь по-французски, да?
Я хмурюсь.
— На самом деле, говорю. Не идеально, но довольно неплохо. Я учила его в средней и старшей школе, а потом в колледже. На курсах медсестер моей соседкой была девушка из Квебека, так что я в некоторой степени владею разговорным.
— Мы от «Врачей без границ» через пару месяцев отправляемся в Центральноафриканскую Республику, но наша команда не укомплектована. Нам катастрофически требуются медсестры, говорящие по-французски и обученные оказанию экстренной медицинской помощи, — он подходит ко мне и вручает визитку, на обороте которой быстро пишет номер телефона. — Если тебя это заинтересует, позвони по этому номеру завтра утром и спроси Доминик. Сегодня вечером я замолвлю за тебя словечко.
Я задумываюсь над его предложением.
— Работа такая же? — я жестом указываю на больницу.
Он качает головой.
— Хуже. Работать придется там, где вокруг стреляют пушки, рвутся мины. Где вспыхнувшие эпидемии уничтожают, подобно лесному пожару, целые города. Что сейчас творится в Африке? Это ужас. Но если ты можешь заниматься этим, — он кивает в сторону больницы, — то справишься и там. Кроме того, я тоже буду там — мы одна команда. Если ты поплывешь с нами, я всегда буду рядом с тобой.
Не дав мне возможности ответить, он просто уходит. Не то чтобы с самодовольным видом, но близко к этому. Сексуальной походкой уверенного в себе, но не высокомерного, мужчины.
Я прячу визитку в задний карман форменных штанов и возвращаюсь к работе. А уже следующим утром, сидя за чашкой кофе, я не свожу с нее глаз. В тяжелых раздумьях я беру в руку мобильный телефон и набираю номер.
— Алло? — я слышу заметный французский акцент.
