один огромный удар по политике коллективной безопасности».
Позиция Лондона была ключевой. Он, с одной стороны, якобы не желал создания блоков, а с другой, понимал, что еще один-два шага, и Британия почувствует себя в Европе чужой. Легче всего в данной ситуации было договориться с Варшавой, где, собственно, и не видели этому альтернативы. Чемберлен считал русских ненадежными партнерами. Он доказывал, что решающую роль играет не Россия, не имеющая общих границ с Германией, а Польша. В Лондоне было принято решение о создании коалиции вокруг Польши, а не вокруг СССР. Наследники Пилсудского отвергали идеи четырехстороннего (СССР, Англия, Франция, Польша) оборонительного союза. Им оставалось полагаться на Запад. В польской многонациональной стране в очередной раз началось движение по заранее обреченному пути.
Вечером, 30 марта британский посол Кеннард обратился к министру иностранных дел Польши полковнику Беку с предложением о тройственном союзе. Прежнее, о союзе Британии, Франции, Польши, СССР, Бек отверг и теперь принимал «усеченный» вариант. Чемберлен и сам разделял чувства Бека. В инструкции Кеннарду говорилось: «Ясно, что наши попытки консолидировать ситуацию будут разрушены, если Советский Союз открыто ассоциирует себя с этой схемой. Полученные в последнее время телеграммы из ряда миссий Его Величества за рубежом предупреждают нас о невозможности включения России — это не только подорвало бы успех наших конструктивных усилий, но и консолидировало бы „Антикоминтерновский пакт“, а также вызвало бы обеспокоенность среди дружественных правительств».
Ощущая, что промедление опасно, Чемберлен 31 марта 1939 года выступил в переполненной палате общин и прилюдно гарантировал границы Польши. Его слова были встречены с энтузиазмом. Теперь Британия привязывала себя к польским границам.
Бек был доволен обещанием Лондона. Попросту говоря, он ненавидел Россию и не любил Францию (откуда его в бытность молодым дипломатом изгнали за шпионаж). Гарантии, данные Беку, делали Британию заложником государства, которое за короткий период своей независимости перевоевало со всеми своими соседями, отняло у них часть территории и антагонизировало их.
Были ли англичане слепы? Военный атташе Британии в Варшаве полковник Сворд прислал 22 марта в Лондон абсолютно реалистическую оценку стратегического положения Польши, окруженной с трех сторон Германией. Он отмечал отсутствие у польской армии современного вооружения. Коллега Сворда британский военно-воздушный атташе капитан Уочел был еще худшего мнения о боевых возможностях поляков. В польской армии, считал он, не более 600 самолетов, многие из которых не могут сравниться с германскими. Посол Кеннард обобщил мнение своих помощников: поляки не смогут защитить свою границу с Германией. «Дружественная Россия представляет первостепенный интерес для Польши».
Приехавшему У. Липпману Черчилль обрисовал свой план на ближайшее будущее: «Ограничить потери на Дальнем Востоке; исключить распыление флота; договориться с Японией после войны. Центральную Европу следовало бы мобилизовать как единое целое подобно тому, что было в 1914 году. В то время Германия имела десять мобилизованных в Чехии и Словакии дивизий. Теперь она держит здесь шесть дивизий в качестве оккупационных войск. Венгрия, Югославия и Румыния опасны и ненадежны. Польша — новая сила, а позади нее Россия.
Незачем говорить, что Германия не окружена. Лучше возобладать над нею в праведном возмущении. Единственный действенный аргумент — сила. Незачем кроить политику по меркам Геббельса. Нужно следовать своей линии. В случае германской мобилизации мобилизовать флот; в случае первых же провокационных действий перерезать германские железнодорожные коммуникации с Европой и бросить им вызов». Он предлагал послать флот на Балтику. Но Черчилль ощущал слабость своих планов. В «Мировом кризисе» он прямо писал, что западные союзники могли продержаться три первых года первой мировой войны только потому, что огромная армия царя сковала немцев с востока. Об этом следовало помнить. Советский Союз стоял на тропе нацистских завоеваний, каждый мог прочитать это в «Майн кампф».
Черчиллю не нужно было доказывать, что он противник большевиков, — это знали все. Но теперь речь шла о выживании Британской империи. И он открыто говорил и в палате общин, и повсюду, что нуждается в пяти миллионах солдат Красной Армии как оплоте против вермахта. «Россия представляет собой колеблющийся противовес на весах мира. Мы не можем даже измерить поддержку, которая может поступить из Советской России… Наша задача: максимум возможного сотрудничества. Разумеется, в свете прошлого опыта трудно ждать ее автоматической помощи. Но надежду в возникающей ситуации дает то, что Советская Россия в высшей степени затронута амбициями нацистской Германии. Никто не может сказать, что не существует солидной общности интересов между западными демократиями и Советской Россией… Величайшей глупостью, которую мы могли бы совершить, был бы подрыв нашего естественного сотрудничества с Советской Россией». Выход для Британии — забыть идеологические распри и сформировать тройственный союз с Францией и Россией.
Чемберлен, размышляя о позиции своей страны в создавшейся обстановке, продолжал полагать, что Россия, а не Германия, представляет собой главную угрозу западной цивилизации. Окружение Черчилля сопротивлялось тому, чтобы тесно связать себя с судьбой Польши. Бусби писал Черчиллю: «Это самый сумасшедший шаг, когда-либо предпринятый нашей страной». Лорд разговаривал с Гитлером более часа, и когда фюрер сказал ему, что намерен использовать Польшу как трамплин для вторжения в СССР, он увидел в глазах Гитлера «безошибочно определенные признаки сумасшествия». Гитлер заверил Бусби, что Германия «не намерена атаковать Британию и Британскую империю, но если Англия станет польским или русским союзником, у него не будет выбора». И теперь, к ужасу Бусби, Чемберлен давал «неожиданные безоговорочные гарантии Польше без каких-либо гарантий русской помощи». Бэзил Лиддел-Гарт, крупнейший военный теоретик, полагал, что гарантии Польше — «глупый, бессмысленный и провоцирующий, плохо обдуманный жест», который «отдает судьбу Британии в руки хозяев Польши, людей сомнительных и переменчивых убеждений». В знак протеста Лиддел Гарт ушел с поста
