девочку.
— Дашка, а Дашка! Дашка!
Девочка что-то промычала, но не очнулась. Маланья взяла ее за плечо и стала трясти.
— Дашка! Тебе говорят-то, вставай!
Девочка опять что-то промычала, но не просыпалась. Маланья совсем из себя вышла.
— Да что ж ты не встаешь-то, дрыхня этакая! — крикнула она. — На вилах, что ли, подымать? Вставай!
И Маланья так тряхнула девочку, что та сразу вскочила на ноги и заплакала.
— Что захныкала? Спать бы тебе все, крапивница! А нет заботушки, чтобы пораньше встать да что-нибудь матери пособить! У, выпороток.
Девочка сразу замолчала и как-то съежилась. Постояв минуту на одном месте, она подошла к рукомойнику и стала умываться.
— Ворочайся проворней да за грибами ступай, обеги места-то, пока другие не захватили, — крикнула Маланья.
Дашка нагнулась под лавку и стала что-то шарить там.
— Ты что там еще лазишь?
— Да обуться во что бы, а то холодно, — как-то жалобно пропищала Дашка.
— Я те дам холодно, — крикнула Маланья. — Ишь какая нежная, знать, правда все шпитонки-то на дрожжах замешены. Так ступай: нечего без поры безо времени обувь трепать.
Дашка еще больше съежилась, личико ее сморщилось, глазки слезами заволокло. Ничего не сказала она, а взяла корзинку и вышла из избы.
Маланья стала топить печку. Аксен умылся, обулся и пошел отбивать косу. Отбивши косу, он опять вернулся в избу. У Маланья дымился горячий картофель в котле. Заметив это, Аксен проговорил:
— А, и завтрак готов?
— Готов, — промолвила Маланья, — садись!
Аксен вымыл руки, вытер их об утирку и стал молиться на иконы. Помолившись, он взглянул на спящего на постели мальчика и спросил:
— А как же Николку-то, — будить?
— Пущай его, ишь как крепко спит, — сказала Маланья и с нежностью поглядела на мальчика.
— Да поел бы вместе.
— Ну после поест. Я ему оставлю.
Аксен сел за стол, отрезал себе хлеба, вынул из стола солонку и стал чистить картофель. Маланья поставила чашку на стол и налила в нее молока. Стали завтракать.
Но успели Аксен с Маланьей и по одной картошине съесть, как Николка зашевелился на постели и поднял голову. Увидав, что отец с матерью завтракают, он протер глаза и пролепетал:
— Мама, поесть.
— Поди, поди, маленький, поешь, только умыться надо. Поди — умою.
И Маланья взяла Николку на руки, поднесла к рукомойнику, умыла, утерла и посадила за стол. Мальчик взял кусок хлеба.
— Картошеньки хошь? — сказал Аксен и подал Николке картошину.
Мальчик покрутил головой.
— Не хочу картошки, коку хочу, — пролепетал он.
— Коку? О, миленький, сейчас, — сказала Маланья и, погладив по голове мальчика, вышла из избы и принесла из горенки яйцо. Открыв заслонку, она положила его в печку и проговорила:
— Вот сейчас испечется, подожди маленько.
Мальчик стал хлебать молоко.
Позавтракали. Маланья живо собрала все со стола и вынесла из избы. На столе осталась только небольшая горбушка хлеба и несколько картошин. Это Маланья положила в стол и сказала Николке:
— Николушка! Это вот няньке вели поесть, когда из лесу придет, да вели ей скорей перебирать грибы да в поле к нам приходить с граблями.
Маланья одним духом убрала постель, вынесла пойло поросенку, нацедила кувшин квасу и вышла из избы. У крыльца сидел Аксен и прилаживал к косе грабельки.
— Ну, пойдем, — сказала Маланья.
— Пойдем, — сказал Аксен и, поднявши косу на плечо, пошел через улицу.
— А ведь роса-то сегодня очень холодная, девке-то нашей знобко будет, — сказал он.
— Ну, авось не околеет, живая душа, — молвила Маланья, шагая за мужем.
