– Он так называл сарай, который обустроил под свое жилье. Он на территории огорода находится, – и указал направление.
Борис, проследив за его жестом, увидел основательную теплицу с покатой крышей.
– Я думал, богатые люди не занимаются садоводством и огородничеством, а у вас тут и грядки, и плодовые деревья, – заметил полицейский.
– Вы правильно думали. Я этим всем не занимаюсь. Садоводство и огородничество были страстью Павлика. Я ничего не имел против этого. Мне нравится есть огурцы с грядки и пить компот из только что снятых с дерева вишен.
– Вот я и спрашиваю: кем же был Павлик? Садовником или родственником? В первую очередь?
Борис пока не понимал, к чему клонит Иванов, но мысленно снял с него ярлык «бестолочь», который сам же и приклеил.
– Павлик был на особом положении. Что естественно, мы ведь родная кровь. Но я спрашивал с него точно так же, как с остальных своих работников. И если бы брат напортачил, я наказывал бы его рублем.
– Но он не портачил?
– Нет. Он делал больше, чем требовалось. К примеру, разводил ананасы.
Хренов знал, что отец Святослава Иван Глинка был деревенским. Рос в захолустье, где пить самогон начинали лет с двенадцати, а после восьмилетки устраивались скотниками в колхоз. Кто поумнее, ехал в город, чтобы отучиться в ПТУ и получить специальность тракториста или механизатора. Особо честолюбивые заканчивали техникумы. Мама Ивана надеялась на то, что ее смышленый сын станет агрономом. Чтобы он больше занимался, освободила его от многих домашних дел. Но Ваня мечтал о большем. Он видел себя шишкой, сидящей в роскошном кабинете. Возможно, правительственном. Поэтому не пошел после восьмого класса в техникум, а продолжил учебу. Два года, пока не получил аттестат, мотался в село, что находилось в пятнадцати километрах от их деревни – ближайшая средняя школа была там. В девятом классе он вступил в комсомол и стал активно принимать участие в делах организации. Иван понимал, что знаниями он себе путь к успеху не проложит – не так уж он и башковит, но рассчитывал получить путевку в жизнь от коммунистического союза молодежи. Не прогадал. Как лидер комсомольской организации школы, смог поступить в институт. Там достиг уровня председателя вузовской ячейки. Впоследствии стал главным городским комсомольцем. Даже кабинет заимел. Но, что важнее, заимел связи. Благодаря им Иван Глинка и заработал свои большие деньги. Советский Союз разваливался, и крах его политических организаций был предрешен. Деньги на нужды ВЛКСМ перестали поступать как от государства, так и от его членов. Многие тогда сложили лапки, но только не Иван Глинка. Он сводил новых русских (выскочек-предпринимателей) со старыми (партийцами, пусть с трудом, но еще удерживающимися на своих постах), за что получал «откаты». Можно сказать, он приложил руку к разворовыванию страны. Огромное количество земли и недвижимости было приватизировано благодаря его стараниям. Деньги за посредничество Глинке несли «дипломатами». И он вкладывал их в то же, что и клиенты: землю и недвижимость. Перепродавал впоследствии с выгодой и становился еще богаче. В 1994 году Иван Глинка возглавил официальный список самых влиятельных людей города.
Пока он прокладывал себе дорогу к счастью, его родные жили привычной жизнью. Мама работала почтальоном, сестра – дояркой. У первой муж погиб молодым, пьяным попав под трактор, у второй сбежал за длинным рублем на Север, да там и сгинул. Иван помогал маме с сестрой, но не баловал их. И не потому, что было жаль денег. Он предлагал им переехать в город, женщины отказались. Где родился, там и пригодился, твердили они. Как будто Иван на Марс хотел их отправить! И он не стал спорить. Как хотят. Если в умирающей деревне им хорошо, то пусть в ней и остаются. Дом он им подправил, баньку обновил, техники бытовой купил, счет открыл, куда перечислял деньги на повседневные нужды. Но дорогими подарками не заваливал и большие суммы не переводил (ограбят алкаши деревенские, а то и убьют). Готов был отправить мать на лечение в санаторий, а сестру с сыном на курорт, но они до ужаса боялись покидать некомфортную зону своего комфорта.
Мать с сестрой ни разу не были у Ивана в гостях. Они боялись большого города. Он их навещал, но редко. Зато старшего сына своего с семи лет летом отправлял в деревню минимум на две недели. И не только для того, чтоб Святослав с родственниками время проводил. Считал, тому будет полезно посмотреть, как живут люди за пределами того узкого мирка, в котором вращались Глинки. Мальчишка, попав в деревню впервые, пришел в ужас. Он не мог ходить по-большому в вонючую дырку деревянного туалета, а мочиться – в лопухи, умываться ключевой водой, есть плохо помытые овощи, лечить порезы подорожником, оттирать навоз с подошв своих сандалий. Его пугали коровы, гуси, гигантские слепни. Еще больше – деревенские обитатели. Особенно ребятня. Даже пьяные мужики, что орали на всю улицу и дрались друг с другом, казались Святославу менее опасными, чем дети. Мужики ему бы ничего дурного не сделали. Своих детей могли отлупить, но чужих не трогали. А мальчишки и даже девчонки именно на пришлых задирались. Мутузили ребят из соседней деревни, стоило им «перейти границу», а городских готовы были со свету сжить.
Неизвестно, как закончились бы каникулы Святослава, если бы не Павлик. Он стал другом и защитником двоюродного брата. И последующие годы тот с удовольствием отправлялся в деревню, потому что там его ждал Павлик.
Пожалуй, он был и, судя по всему, оставался до последнего самым близким человеком Святослава…
И вот его не стало.
– Кто-то мог желать смерти вашему брату? – задал очередной вопрос Глинке господин полицейский по фамилии Иванов.
– Нет, – резко ответил Святослав.
– Почему вы так уверены в этом?
– Павлик был безобидным дурачком. Таких если и убивают, то при других обстоятельствах.
