Сознание отчаянно и упрямо сопротивляется. Сжимается пружиной. Взрывается злостью. Встает стеной.
Они его не увидят.
«Не отдам. Я променяла на него маму. Никому не отдам. Мое».
Бездна, не имеющая ни имени, ни дна, внезапно становится плотной — как будто уступает сопротивлению. Падение прекращается и начинается скольжение.
Динка чувствует, что ее мучение закончилось — неподвижные глаза куклы, притворяющейся человеком, живой девочкой, отпустили ее.
Все померкло. Пришла темнота. В этот раз — настоящая, не подделка. Но Динка не боялась. Темнота была ее спасением.
Во сне Динка слышала разговор двоих.
— У тебя серьезные покровители, мальчик, — говорил холодный и сиплый мужской голос. — От самого губернатора позвонили. Открой секрет по старой дружбе, как ты сумел втереться в доверие к таким влиятельным людям?
— Вы просите о невозможном, доктор, — ответили ему; спокойно, почти равнодушно. — Если я расскажу свой секрет, он перестанет быть секретом.
«Знакомый голос, — подумала во сне Динка. — Кто это говорит?».
— К тому же… Разве вы мне друг, доктор Стерх, учитывая, что, дай вам волю, вы бы вскрыли меня, как консервную банку, чтобы посмотреть, что у меня внутри?
Какое–то время доктор молчал, потом ответил:
— Апокалипсис Хараминска дал нам большие возможности. Существование таких, как ты, — шанс для человечества. Почему вы умеете то, что недоступно обычным людям? Почему не подвержены подавляющему числу заболеваний? Почему вас обходит стороной хараминская кома? Я ученый. И врач. Изучать вас — моя задача.
Его собеседник скептически хмыкнул.
— Ребенок–телепат, который находился в одной комнате с этой девочкой… он тоже умер ради человечества?
— Ошибки неизбежны, — равнодушно сказал доктор.
«О чем они говорят? — спросила себя Динка. — О ком? Ребенок–телепат? Улик? Они говорят о нем? Улик умер?».
— Вы изучаете строение наших клеток, состав крови и работу мозга, — со вздохом сказал его собеседник. — Вы облучаете нас с ног до головы рентгеном, но снова и снова убеждаетесь лишь в том, что физиологически мы ничем не отличаемся от остальных людей. А опыты, которые вы над нами ставите, иногда отбирают наши жизни. И все без толку. «Сотер» впустую проедает бюджетные деньги — вот, как обстоят дела на самом деле. Вам не приходило в голову, что губернатор и те, кто над ним, давно подумывают над этим?
Доктор Стерх раздраженно хмыкнул.
— Рано или поздно мои исследования дадут результат, — сдержанно сказал он. — Это лишь вопрос времени.
— Так вы ничего не добьетесь, доктор, — снова произнес знакомый голос. — Вам ничего не дано увидеть и ничего не дано узнать. Мне жаль вас.
Динка почувствовала прикосновение прохладных рук. Тело словно стало невесомым, а в следующее мгновение ее окутало, обволокло, обернуло собой чужое тепло. Знакомое — до того знакомое, что Динка заплакала бы, если бы не спала.
Она догадалась — во сне кто–то взял ее на руки и куда–то понес.
— Мальчик, — раздался вдогонку холодный и сиплый голос. — Запомни: рано или поздно настанет момент, когда твои защитники перестанут в тебе нуждаться. Тогда ты попадешь в мои руки, и я непременно узнаю, что у тебя внутри. Можешь не сомневаться во мне.
Над головой Динки весело хмыкнули.
— Вы должны бояться этого, как никто другой, доктор, потому что если это когда–нибудь случится, вы отречетесь от всего, во что верили прежде. Ваш закоснелый мозг ученого может не вынести правды.
Мир снаружи встретил Динку дуновением летнего воздуха. Здесь, на равнине, посреди пустоты, где стояли белые корпуса Сотера, было ветрено.
Ветер скользнул по телу девочки, снимая оковы сна, и Динка почувствовала себя живой — впервые с того момента, как ее заперли. Она наконец смогла раскрыть тяжелые веки, и сразу же увидела знакомое лицо.
Руи.
