Ответил, восстанавливая дыхание после известных телодвижений:
— Ну, я. И, что?
— Слышь, малой? Отпусти, а? Я тебе заплачу серебром!
— Угу. Плавали, знаем.
— Правда заплачу, у меня есть!
— Ладно, посмотрим. Ты лучше скажи, чего это боярин Скородум так за нашу девку взялся?
— А он никакой и не боярин, — чувствуя, что с ним пошли на контакт, распинался задержанный. — И зовут его Прозором. Тать он черниговский, тамошнему князю служит. Нас под себя подмял, вот и маемся. Византийскому богу мольбу чинит.
— О, как! А вы сирые и убогие, словно бараны в отаре за пастухом бегаете. Поместье-то чье?
— Отпустил бы ты меня, мил человек?
— Я вопрос задал.
— Тутошнего боярина Скородума вместе с домочадцами и дворней Прозор порешить приказал.
Пленник замолчал. Ага, это он своих услышал.
— Живым ты отсель не уйдешь!, — словесно погрозил Лиходееву.
Вот и началось! Взывать к рассудительности никто не стал, предложений не последовало. Входная дверь в покои содрогнулась под ударом топора. Дубовая, хрен сразу раздолбишь! В подполье послышались шорохи. Полезли, крысы! А вот и слюда на окнах ссыпалась на пол, в бойницы просунулись наконечники стрел.
Егор задул светильник, схоронился за массивным столом. Десяток ударов сердца в груди, и из подпола показался разбойник. Едва смахнул с его плеч голову, как вражья стрела рассекла ухо.
Полегче, ему это тело слишком дорого!
Проткнул второго, при этом едва разминулся с очередной стрелой. Броском загнал свой нож, которым обычно пользовался за столом в грудную клетку здорового бугая. Стрелы посыпались как очереди из автомата, пока спасала темнота, стол и спинка кровати. Дверь очередной раз содрогнулась и затрещала. Не долго мучилась старушка! Лихой понял, осталась малость, скоро вломятся на ремни порежут. Дотянувшись, потянул одеяло с кровати, вылил на него масло из светильника, чиркнул зажигалкой, единственной вещью, оставшейся у него от прошлой жизни. Воспламенившуюся материю откинул к двери, следом пульнул светильник бандитов, при падении разбившийся, оросивший дерево потеком. Огонь вспыхнул сразу и сильно, перекинулся на тряпье, вывернутое из сундука и не стесняясь стал вгрызаться и пожирать сухую древесину пола.
— Пожа-ар!, — что есть силы заорал Лихой.
Ему вторил голос пленного, при свете огня, проявившегося из темноты под стеной.
Сорванная с петель дверь принесла с собой поток свежего воздуха, а тяга из окон и подземелья, заставила полыхнуть языки пламени еще сильней. Из коридора послышался голос Прозора:
— Девку хватайте, лентяи! Выноси!
— Так, огонь там!
— Скорей-скорей! Шевелитесь сонные мухи!
Задыхаясь от дыма, Лихой из-за кровати видел как двое мужиков схватив в охапку закутанную в простыню Огнеяру, надрываясь и кашляя, потащили на выход. Припекало. С трудом дождался пока звуки лошадиных копыт и ржанья, прекратятся на боярском подворье. Сунувшись к сундуку, взгромоздил на плечо исходившую кашлем, не пришедшую в себя Ладославу. К внутренним покоям дома, из-за огня пробиться было сложно, ну и огонь тягу внутрь имел, поэтому по ступеням, едва не оскальзываясь на свежей крови, спустился в подпол, спотыкаясь на трупах, прошел по кишке подземного хода, густо заполненного дымом.
Глава 6.
Всем известно, Жизнь — Театр.
Этот — раб, Тот — император,
Кто — мудрец, кто — идиот,
