Тот застонал, заскрипел зубами, сам посинел, глаза аж кровью налились.
— Умный, да? Умный?
— Ну не дурак.
— Я скоро кончусь. Пусть в мучениях, пусть душа моя не попадет в светлый Ирий, но я буду знать, кончаясь, что и вас всех не минет горькая чаша Мары. Сдохните все здесь, никто не спасется, уж Верлиока постарается.
— Ладно, я понял, дальше можешь не грозить. Лучше скажи, куда людей всех дел?
— Ночью увидишь!
— Значит, всех порешил!
— Не я, Верлиока.
— Боярич!, — послышался с улицы голос Вторуши.
— Прощай колдун. Жил как шакал-одиночка и помрешь одиноким шакалом.
Вышел за порог, услыхав за спиной вытье лишенной души сволочи в человечьем обличье. Вторуша обрадовался, увидев его живым, бросился к старшему над отрядом.
— Пуста деревенька, ушли смерды.
— Не ушли. Все они мертвы. Зови всех сюда.
— Ага, понял.
Вскоре, ведя лошадей в поводу, к Лихому ожидавшему у самой кромки леса, потянулся народ. Милад с Богданом подъехали на лошадях, по всей видимости успев найти общий язык.
— Что-то нашел, Лихой?, — спросил Богдан.
— Нашел.
Все навострили уши. Егор в раздумье похлопал плетью себя же по бедру, явно чего-то не понимая.
— Значит так, в этой избе сейчас помирает колдун. Все жители деревни мертвы, я не знаю как их порешили, но самое деятельное участие в сих деяниях принимал тот, кто сейчас в мучениях пытается покинуть этот свет. Боярин Милад, мы на твоей земле, смерды погибли твои, тебе и решение принимать по поводу урода занимающегося волшбой. Мыслю из Лесной нам нужно уходить и чем быстрее, тем лучше.
Услыхав про колдуна, видавшие виды воины потянулись руками к оберегам, лица и без того серьезные, запасмурнели. Кивок Милада и к его стремени подбежали двое его воев.
— Опрышко, Дрон, запаливайте избу!
— Ага! Боярин, — бледный Дрон, ранее слыхавший про колдунов только в быличках, спросил, прежде чем выполнять приказ, — колдун-то живой! Может, хай Опрышко зайдет, да зарежет его сперва?
— Нет! Живым жгите!
Старая изба занялась огнем. Сухое дерево сначала с неохотой зажглось, потом набрав обороты, со всех сторон закрылось языками пламени и едкого дыма. Люди отошли подальше, отвели за собой лошадей, стояли и смотрели на факел пожарища, потянувшегося от земли к небу. Послышался вой. Из отворившейся вдруг двери, стали выскакивать мелкие существа, по виду похожие на людей. Не обращая внимания на воев, забегали у разгоравшегося пожара по кругу, казалось пытались вытащить из огня что-то нужное им, голося и причитая по-своему.
— Хухлики!, — не отрываясь от зрелища, воскликнул стоявший рядом с Егором Вторуша.
— Кто?
— Ну, шиликуны, по вашему, так их куряне кличут.
Нечисть друг за другом кинулась в лес и растворилась в кустарнике.
— Пора!
Лихой оглянулся на Милада.
— Пора нам расстаться, боярин. Нам дорога в Чернигов лежит, ну а тебе домой возвращаться.
— Да.
— Прощай. Здесь все и без нас догорит.
— Счастливо!
— Ростов! По коням!
Держа заводных лошадей в поводу, ростовчане цепочкой потянулись к околице деревни, оставляя стоять местных перед горящей избой. А, чем еще они могли помочь? У каждого своя варна.
Вот и выезд из Лесной, вот и дорога, ныряющая в лес. Если поторопиться, то к ночи отъедут от проклятого места, верст на десять, повезет, так и на все пятнадцать, а там найти полянку, развести костерок, сварить кулеш, поесть и заночевать. Лошадь Лиходеева, первым следовавшего по намеченному
