надежным путем по рекам с развитыми внутренними областями России.
Теперь он получил ясное приказание великого князя установить связь с Амурской экспедицией, что необходимо особенно на случай войны, – и принимал его как должное. Конечно, очень удобно укрыть эскадру в лимане. Но это только временное укрытие. А все планы Муравьева и радужные надежды его сподвижников, прозябавших, видимо, на неудобных устьях, адмиралу казались недостаточно основательными.
Японскую экспедицию, значение которой всемирно велико, Муравьев желал впутать в свои губернские дела.
Путятин прибыл с важнейшим поручением. Он должен открыть Японию для русских. Во время переговоров с японцами он намекнет, что в случае беды и опасности от американцев Россия подаст помощь. А тут у него под носом самовольничали и еще его пытаются впутать в это дело. Из-за того, что в свое время лезли на Сахалин, японцы закрыли двери под носом у посла Рязанова. Так и теперь все к черту полетит.
Вообще тон бумаг Муравьева ему не нравился. К тому же адмирал предполагал, что Амур в самом деле не нужен будет России.
Когда установится дружба со всеми народами Востока и православие будет там распространяться, то народы Азии благодарны будут.
Конечно, может пригодиться какая-нибудь гавань на побережье вблизи Японии и Китая. Эту сторону деятельности Амурской экспедиции адмирал из очень многих, одному ему известных обстоятельств мгновенно понял и принял, а, как можно понять из рассказов Чихачева, Муравьев ее не принимал. А Путятину она как раз представлялась единственно полезной.
– Уголь нашли? – вдруг тонким голосом спросил адмирал, вытягивая руки.
– Да, ваше превосходительство!
Обошли вокруг света, и вот на тебе, на Бонин-Сима приходится узнавать о действиях самовольных и очень дерзких! И совершенно противоположны цели Японской экспедиции! Что позволяет себе Муравьев! В его бумагах сообщается о предполагаемых экспедициях Невельского.
Судя по тому, что говорил курьер о Невельском, у которого он служил, и что пишет о нем Муравьев, из этого капитана тщатся раздуть важную особу. Конечно, и тут рука Муравьева!
– А вы знаете, – насмешливо перебил адмирал Чихачева, – что Невельскому не очень доверяют в Петербурге? И вы не очень доверяйте, когда он станет доказывать, что у него уголь и золото! Уголь! Конечно хорошо бы… Но…
Чихачев был в том задоре, который еще не успели тут укротить.
– Ваше превосходительство! – ответил он, слегка улыбаясь. – Как же я могу не доверять капитану Невельскому, когда я сам видел уголь.
– Вы видели угольные пласты?
– Я видел бухту, где уголь лежит на отмелях. А также видел уголь, привезенный оттуда, и сам слышал от мичмана Бошняка и его казака, который повсюду находил уголь. Позже я слышал подтверждение всего этого от поручика Воронина. А потом я сам рубил этот уголь на Сахалине.
Писатель Гончаров быстро взглянул на адмирала и чуть заметно улыбнулся, как подчиненный, когда давно досаждавшего начальника невзначай, но больно уязвит кто-то посторонний. В то же время во взгляде Гончарова все время были та самостоятельность и высота, которой нет у подчиненного чиновника. Рассказы Чихачева он слушал с большим интересом и проницательностью, как бы посылая ему взором безмолвное одобрение.
– Ну, что вы! Какой там уголь! – коротко махнул своей длинной рукой адмирал.
– Уверяю вас, ваше превосходительство. Целые скалы. Отличный. Не хуже кардифского. Будучи на Сандвичевых островах, я прочел в американской газете, которую я доставил сюда, что на Сахалине есть уголь. Американцы знают об этом, заинтересовались этими залежами, и, по сведениям, которые открыто публикуются, командор Перри часть эскадры отделяет для обозрения берегов Сибири и Сахалина.
Адмирал замер, подняв брови. «Ах, в американских!» – как бы говорило выражение его лица. Он был смущен.
– Ваше превосходительство, Сахалин не принадлежит Японии.
Тут голова у Путятина затряслась.
– Я сам знаю, что не принадлежит!
– Я был на Сахалине. Японцы, конечно, постараются захватить его и…
– И? И? Ну, и? – замахал руками и завизжал Путятин.
Путятин молча несколько раз махнул рукой, как бы предваряя попытки Чихачева снова заговорить. Потом адмирал встал во весь свой огромный рост. Лицо его стало строгим и серьезным. Кивком головы он дал знать присутствующим, что этот разговор окончен и он отпускает всех. Взглянул на Чихачева и улыбнулся, как бы показывая, что прощает его.
С адмиралом остались Посьет и Гончаров.
«Комик какой-то», – выходя, подумал Чихачев.
Чихачеву не удалось сказать всего, что надо было.
А уже наступила ночь и кругом темь. Чуть отделяются горы на фоне звездного неба. Бонин-Сима, теплое море, тепло – все потеряло прелесть, так грубо поступил адмирал…
Подошел высокий Римский-Корсаков. Чихачев почувствовал, как он в темноте радушно улыбается. Протянул руку и пожал крепко.
– Я очень рад, Николай Матвеевич, услышать все ваши рассказы! Отлично! Так пойдемте в кают-компанию… Разве вы никогда ничего не слыхали про
