кхорне.
— Это — свобода, я тебе говорю. От машин, рабства, черных попов и ведьм, что ломают людское достоинство.
Эрвин присвистнул аж:
— Лихо. Ведьм, значит, долой, зведных с их машинами — тоже долой. Скажи, а работать кто будет?
Пленный смолчал. Судя по его виду — гордый воин непонятного разуму «кхорне» работать лично не собирался. И пусть… Ирина остановила его:
— Эрвин, подожди, пусть повторит еще раз. Для лесного язычника он слишком гладко говорит, похоже — по методичке.
Пленный повторил. Гладко, даже охотно. Слова звенели в ушах, сталкивались, гремели как банка с гвоздями. Яго сморгнул, прошептал «не понимаю». Ирина протерла виски.
— Ну точно, методичка. Половина слов в ней — местные, половина земные. А по смыслу — калька с речей одного древнего хмыря. То есть политика, извини. Я читала в истории. Помню только — его повесили.
— Ничего себе, — Эрвин замялся. Пленный мотнул головой, упрямо рявкнул в лицо свое «кванто кхорне».
Ирина потерла лоб. Эрвин замер вдруг, выругался — сердито и страшно… Потом хлопнул себя по лбу:
— Я вспомнил. Слово это вспомнил — еще по «Венусу». Третий трюмный пост, там пленный с Аздарга работает. Он так ругался хитро — я записывал от нечего делать. На их языке это значит «болото»…
Каркнул с плеча Ирины орлан — пленным в лицо, злым, издевательским смехом. Яго улыбнулся, Ирина замерла. Проговорила — недоуменно:
— Ничего себе…
Яго засмеялся, Эрвин сплюнул, договорил — сердито и зло, глядя в округлившиеся лица пленных:
— Слава нашему болоту, выходит. Их хозяин — шутник. И не местный, теперь понятно. Комиссионер узнает — голову ему оторвет.
И добавил, чуть погодя, мягко беря Ирину под руку:
— Пошли, Ир, видеть больше не могу эти рожи.
Ирина кивнула. Тучи плыли над головой. Тяжелые, черные, налитые… Загудела толпа. Пленный рванул скулу — будто хотел ногтями сорвать перечеркнутую молнию. Помотал головой. И вдруг сказал, неожиданно:
— Эй, звездный. В гремящих скалах будешь — брату моему передай. Пусть дома сидит. А то помрет, как я, собачьей смертью…
Глухо стукнул затвор. Полил дождь… Капли ударили Эрвина по лицу — крупные, похожие на слезы…
Эпилог. Культурные особенности
Дождь лил и лил — косой, крупный и густой, словно плотный. Мир за стеной воды стал сер и непроницаем на вид — будто затянут маскировочной сетью. Земля размокла, в жиже вязли колеса и глухо шлепали сапоги. Сквозь шелест дождя по листве, временами летело шипенье и гадючий, предупреждающий треск. Из под ног. Ходить приходилось осторожно, внимательно глядя вниз — подданные Эви жались под брезент, поближе к теплу дизелей и своей королеве. Иринины птицы перекликались вверху, роняя людям на голову мокрые, смятые перья.
Беха шла на север. Медленно, вначале вдоль тракта, потом пришлось свернуть, взять к востоку, сквозь густой лес — автомобильная трасса была забита наглухо. Колонны пехоты, повозки, тягловые звери, разномастные трофейные грузовики — на север шла то ли армия или то ли настоящая орда. Зеркальнолицые, раскрашенные туземные воины. Одетые по-земному штурмовики. Белокожие, разномастные полукровки. Все со знаком перечеркнутой молнии на лбу. Эрвин и Яго разгромили пару отрядов, взяли в плен еще с десяток таких дикарей. На одном трупе нашли методичку — связку истрепанных серых и бурых по краю листов. То ли гримуар, то ли памятка — заклинания и лозунги вперемежку. На привале Ирина — волосы в хвост, губы в нитку — злая, и необычно молчаливая все это время — засела с добычей в углу, на доску под колесами бэхи. С карандашом, аккуратно переписывая в тетрадь и подчеркивая красным непривычные для туземного языка обороты. «Народ», «племя», «раса» и прочая странно звучащая на туземном языке лабуда… Планета всю жизнь обходилась семьей и профессией, ей хватало. Старый Яго подошел, посмотрел ей через плечо — внимательно, на ползущий по листу вверх ряд красных линий.
— Будто лестница… сказал он наконец, шевеля губами в раздумье, — лестница из пустых слов, по которой кто-то лезет на небо.
— Как только верят в эту фигню…
— Верят. Охотно. Этот кто-то, их шеф очень грамотно строит пропаганду. Каждый мечтает быть кем-то лучше, чем он есть. Возьми человека, покажи ему это «лучше», заставь представить — зримо, яростно. А потом наври, что это «лучше» кто-то украл. И все. Мозги отрубаются напрочь.
Ирина фыркнула, тряхнула головой — тяжело, откидывая со лба влажную черную прядку. Выдохнула — глухо, устало:
— И бог с ними. Только дайте мне добраться до связи — и эта лестница из слов приведет их всех в петлю. Они нарушили мир и поставили экспорт тари под угрозу. Флот здесь все порвет на куски.
