Он сразу обрадовался и разволновался. С каким-то сентиментальным выражением лица он сказал:
– Там еще был один пони с белой мордой, лохматый такой! Он языком слизнул твою булочку, которую ты держала в ручке, и съел ее, а ты заревела. И так звонко разоралась – на весь парк… А я страшно испугался, прямо сердце в пятки ушло – боялся, что сейчас придет мама и мне попадет!
Потом осторожно спросил:
– А мама знает, что мы с тобой в кафе сидим?
Я отрицательно покрутила головой.
– Понятно… Лида?
– Не-а, Лида здесь ни при чем… Я сама…
Он улыбнулся:
– Ясно! Я так рад!.. Понимаешь, я несколько раз пытался… Но Лида с мамой… Твоя мама, она такая гордая, отказалась от денежной помощи, мне даже обидно было… Да ладно, теперь это уже не важно! – И тихо добавил: – Как хорошо, что мы с тобой встретились!
И я ему тоже улыбнулась.
Так мы и сидели – счастливо, глупо улыбаясь друг другу.
Я боялась, что он начнет расспрашивать про учебу. Врать я не люблю, а хвастать мне явно нечем! Кошмар! Эта скользкая тема, и ее нужно как-то избежать…
К счастью, моя учеба его не волновала. Я видела, что ему очень хочется расспросить про маму, но он все время расспрашивал про других:
– А как здоровье бабушки? А общий друг Генка, он еще не женился, все при вас? А Лида еще не уехала в Италию?.. – И так далее, двигаясь по объездной. А напрямую про маму спросить боялся.
Так, занятые своими «тайными помыслами», как говорит бабушка, мы пребывали в полном согласии и каждый «при своем интересе».
В кафе тихо играла музыка, было пусто, и солнце мелкими бликами рассы?палось по столу, отражаясь в хрустальной вазочке с осенними желтыми хризантемами, а мы ели фисташковое мороженое и разговаривали.
Отец рассказал, какое открытие он сделал, работая в архиве, и как это изменит существующее представление об эпохе Александра I.
А я слушала его не перебивая и радовалась, что мы только вдвоем и никто нам не мешает.
И еще я думала, как все здо?рово получается, даже «эпоха», которой занимается отец, называется Александровской! И папа у меня – самый замечательный на свете, и я больше ни за что, никогда его не потеряю, кто бы там чего ни придумывал… Фиг вам!
И как хорошо, что мама больше ни за кого так и не вышла замуж…
Размышления о «семейной лодке»
Перед сном я позвонила Лизе, и мы встретились у нашего любимого подоконника. Мы залезли на него с ногами и стали жевать поделенный пополам «сникерс».
– Твои ругаются? – спросила я.
– Да… – вздохнула она. – Отец все время ревнует мать как ненормальный! А ей некогда: она с Тёмой сидит и еще диссертацию одним пальцем пишет. Отец никак работу найти не может – вот и психует! Из-за этих дурацких денег они на грани развода. Тяжело с ними!
Как бы в подтверждение сказанного на площадку вылетел ее отец с побелевшим от ярости лицом, на скулах у него ходили желваки.
– Домой! – рявкнул он. Меня он даже не заметил, как какую-нибудь пыль на подоконнике.
Угрюмо смотря себе под ноги, Лиза потащилась домой.
Нет на него нашей Лидочки!
И я, с чувством внутреннего торжества, подумала: «А вот мой ОТЕЦ!..» И даже то, что это страшная тайна и я ничего никому о своем отце так и не рассказала, не испортило мне настроения.
И права бабушка, которая всегда твердит: «Каждый делает свою жизнь – САМ!»
Отец мне пообещал, что в январе мы на три дня съездим к его друзьям, на север Финляндии, где у них дом и ферма северных оленей. На них можно будет покататься. Но я запретила себе об этом думать – вдруг поездка не состоится.
Я стала размышлять, с кем бы я хотела поменяться семьей… Да ни с кем!
МЫ ЖЕ ВСЕ НА САМОМ ДЕЛЕ ОЧЕНЬ ЛЮБИМ ДРУГ ДРУГА!
И я все больше и больше нахожу положительного в нашей «семейной лодке», хотя название дурацкое! Плывешь и не выпрыгнешь!