Сегментированные пластины чёрных доспехов и сфера тёмного лицевого щитка мрачного гиганта слабо отражали свет. Он покачал головой и процедил:
— Тут я решаю что закон запрещает, а не ты. — Прозвучало это так, будто зубья шестерёнки выскакивают из зацепления.
Энергетическая булава засветилась голубым, отбрасывая ослепительно яркие блики на неуклюжую архитектуру аллеи и засыпанный обломками пол, вырывая из темноты силуэты двух людей. Тени поползли по стенам, мигая в такт мерцанию булавы.
Булава описала вертикальную дугу, увлекая тени за собой, и, зашипев при соприкосновении с черепом скрюченного человека и разбрызгивая яркий фонтан искр, раздробила голову как перезревший фрукт. Кусочки размочаленной кости и комочки мозга брызнули наружу, смешиваясь с внутричерепной жидкостью в густой суп. Человек держащий булаву нахмурился и со вздохом отключил оружие, раздражённый тем что запачкал свои доспехи.
Ещё один человек, также одетый в полночно-чёрную броню, вывернул с прилегающей к аллее улице и отдал честь.
— Маршал. Я слышал разряд. Помощь требуется?
Первый человек покачал головой и пнул безголовый труп.
— Нет. Я тут столкнулся с карманником, вот и всё.
Вновь прибывший слегка подтолкнул тело ботинком. На видимой части его лица расплылась ухмылка.
— Самооборона. Так, Маршал?
— Хе. Ты сам всё знаешь, уполномоченный. — Человек посмотрел на ауспекс, закреплённый у него на запястье и выругался.
— Проблемы, Маршал?
— Я опаздываю. У меня встреча с Плюрократией.
— Что-то серьёзное?
— Ничего. Напыщенные ублюдки не могут свои жопы обеими руками найти, не то что прижучить меня чем-нибудь стоящим внимания.
— У вас неприятности, Маршал?
— Ха! Караульные призваны охранять правопорядок и блюсти законы Императора, уполномоченный. Мы не выполняем прихоти жирных политиканов. Помни об этом. — Он снова пнул труп и плюнул в лужу крови и мозгов, растекающуюся по полу. — Вызови команду убраться здесь.
— Есть, сэр. И удачи с Плюрократией, сэр.
Маршал Делакруа стряхнул остатки крови со своей энергетической булавы и направился в тёмное переплетение улиц, которые окружали внушительную Апекс-Башню.
— Караульные сами создают свою удачу, Уполномоченный.
Великолепным и ужасающим взглядом Арканис прошёлся по собравшимся. Он ухмыльнулся, он моргнул и он заговорил.
— Я представляю Элюсидиум. — Сказал он.
Его голос заставил аудиторию замереть в благоговении. Голос оказывал не звуковое воздействие, он резонировал где-то внутри, запуская свои когти и жвала прямо в мозг.
— Думайте обо мне как о … путнике. Как о первопроходце. Я иду впереди неё, готовлю её путь, и Она всегда в шаге позади меня.
Арканис пробежался по аудитории взглядом — более опасным чем любое оружие — и остановил его на полукруге примации маги. Даже те из них, чьи лица носили выражение нескрываемого презрения, казалось были околдованы: брови хмурились от концентрации, глаза стекленели от силы вложенной в слова. Гхейт смотрел на это из дверного проёма, его сердце бешено стучало. Он почувствовал как воздух становится вязким. Психическая мощь нарушила затхлую атмосферу зала.
— Наконец. — Голос Кардинала вибрировал. Арканис излучал ту малую толику тепла, что его холодные черты лица могли выразить. — Наконец, Она здесь. Её час близок.
— Великая Небесная Матерь Грядёт. Благословенна будь!
— Благословенна будь! — Эхом повторила конгрегация. В этот момент, этим инстинктивным ответом на предложенную литанию, собравшиеся молчаливо наделили Арканиса всей полнотой власти, которая ему требовалась. Он взял Катакомбную Церковь под свой контроль без сопротивления, как будто он знал что всё так и будет.
Уверенность в его праве командовать — безусловность его власти — была почти осязаемой, и пока он говорил и говорил, Гхейт чувствовал что она заполняет его разум как наркотик.
Кардинал изложил План. Он пожурил слушателей за расслабленность и похвалил за решимость. Он подробно описал грядущие дни. Он держал речь с мастерством и грацией мечника, зарабатывая уважение до того как требовать результаты, обольщая слушателей до того как приказывать им.
Он поведал им как Благословенное Освобождение начнётся, каким образом они должны вносить свой вклад в дело его победы, где они должны разместиться и в каком количестве, с каким провиантом и экипировкой… Он не допускал ни малейшей неопределённости или альтернативы: он сказал им и они поверили.
Даже пурии, с их пониманием языка затуманенным основными инстинктами, казалось вдохновились речью. Они шипели из теней и трогали друг друга
