– Тед, нам надо поговорить.
И то верно.
Тед не сводил глаз с безобразной картины на стене. – Я не хочу, чтобы ты приезжал ко мне в кампус.
Никогда.
Фрэнк ответил не сразу:
– Если не хочешь, не буду.
– Отлично.
Снова повисло напряженное молчание.
Тед не стал спрашивать, о чем отец собирается с ним говорить: пусть сам проявляет инициативу.
– Что у тебя с лицом? Подрался в университете? Тед машинально поднес руку к щеке. Лицо у него полностью зажило, если не считать незаметного синяка на левой скуле. Он стал вспоминать, не проболтался ли тете Одри. Нет, точно нет.
– Я не дерусь, – сухо отрезал Тед.
– Тетя Одри говорит, у тебя отличные оценки.
Она показала мне фотографию Джорджии, твоей девушки…
Фрэнк замолчал, ожидая реакции Теда.
– Я твой отец… Естественно, мне хотелось бы… – Если ты будешь и дальше выпытывать у тетки, чем я занимаюсь, добьешься того, что я и с ней перестану разговаривать.
Фрэнк печально вздохнул.
– Что случилось, Тед? – спросил он, слегка наклонившись к сыну. Он протянул было к нему руку, но тут же ее отдернул. – Мы ведь были одной командой, помнишь?
Тед помотал головой.
– Помнишь, как мы ездили на турниры по шах… – Прекрати. Нечего обсуждать прошлое. Мне давно все ясно. Я не о том, что ты изменял маме с той женщиной, потому что считаю, что тем самым оказал нам огромную услугу.
– Я как раз думаю, что о прошлом говорить надо. Иначе не на чем строить настоящее.
– Гениально. Это, случайно, не мудрое изречение с пакетика сахара? Нет у нас никакого настоящего, и нечего строить. Единственное, о чем нам надо договориться, так это о том, что с сегодняшнего дня мы с тобой перестаем видеться. Понятно?
Фрэнк опустил голову.
– Тебе надо проститься с прошлым, – сказал он, глядя в пол. – Ты взрослый, и я не буду давать тебе советов, но я знаю, что говорю.
– Не морочь мне голову. Ты имеешь в виду не прощание, а прощение. Ты хочешь, чтобы я простил тебя. За то, что ты бил меня и маму. За себя простить или за маму?
– Не говори так.
– Извини, но по-другому не получится. Но дело даже не в прощении. Дело в том, что у меня нет никакой охоты общаться с типом, который бил мою мать за то, что она рассыпала соль или сунула в холодильник ботинки потому, что из-за болезни не соображала, что делает.
– Ты прекрасно знаешь, что она делала не только это… – В голосе Фрэнка мольба смешивалась с яростью.
– Конечно. Она ведь была больна!
Фрэнк сжал губы, потом поднес руку ко рту и начал покусывать ноготь.
– Я попросил у тебя прощения. Большего я сделать не могу. Она была больна, а я… Я не знал, как с этим справиться. Справлялся плохо. Но это послужило мне уроком: я научился решать проблемы по-другому.
Тед покачал головой. Отец всегда ухитрялся встать в позу жертвы.
– Папа, меня не интересует, почему все так происходило. И понять тебя я не рвусь. Жить с мамой все эти годы пришлось мне. Я видел, как ей становилось все хуже, а ты сбегал. И если ты думаешь, что на нее никак не подействовал твой уход, знай, что это не так. Если ты думаешь, что ни в чем перед ней не виноват, то я тебя разочарую. Каждый твой удар и каждый упрек наносили ей непоправимый вред. Ты в ответе за это.
Фрэнк судорожно сглотнул.
– Ты, видимо, прав.
– Видимо.
В глазах Фрэнка мелькнул огонек надежды.
– Но мы с тобой… С тобой я пытался…
– Мне было семь лет, когда я в первый раз увидел, как ты ее бьешь! – взорвался Тед. – Знаешь что? Я никогда тебе этого не говорил, но сейчас скажу. – Он нацелил на отца указательный палец. – Когда ты нас бросил, я перестал спать. Боялся уснуть из-за кошмаров. Эти кошмары снятся мне до сих
