– Нет там уже никакой раны! Идемте! Посмотрите, какая погода!
– Э-э-э… Вообще-то за мной гоняется ваша городская Инквизиция…
– Рыщет по всему городу? Бросьте!
– Ну…
– Вы сами рассказывали, что на Вас нападали в гостиницах и дорогих ресторациях. Это же ясно: ну где еще в нашем городе можно искать состоятельного интеллигентного аристократа?
– Вы мне льстите.
– Нет, я просто умею сложить два и два. У нас Инквизиция – человек тридцать. И они явно не будут искать Вас в парке.
– Тридцать, сорок – какая разница… Хм… А, нет, не пойду. У меня порваны брюки.
– Вчера это Вас не смущало!
– Было темно. И потом – мне было не до брюк. Я, понимаете ли, почти умирал.
– Ну вот! А сейчас вы отправитесь со мной в салон к Мари Воронцовой и купите себе новые брюки.
– Воронцова? Модистка?
– Она самая. Приятно слышать, что слава Воронцовых гремит по всему Королевству.
– Да я, вообще-то, хотел спросить: что Воронцовы делают в такой глуши… Уй! Подушкой-то за что?!
– Я, вообще-то, люблю этот городишко. Одевайтесь и не канючьте!
– …Вот видите, Виктор, – замечательные брюки!
– И удивительно дешево, прошу заметить. Не то, чтобы меня это сильно волновало, но в столице… Ах, Вы только посмотрите, какие деревья!
– Да, очень красиво.
В городском парке стояла полная тишина. Ветер стих и солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь голые кроны деревьев, казались застывшими в ледяном янтаре перьями золотых ангелов. Они медленно шли по узкой тропинке, петлявшей среди невероятного размера сугробов, и болтали о всякой ерунде. Виктор заметно ожил и повеселел; похоже, гнетущие мысли, не дававшие ему покоя, временно отступили на второй план.
– Мне здесь нравится, – Виктор улыбался. – Совсем не похоже на столицу. Да и у нас в Зеленом Посаде не так. День и ночь шум, гам, все куда-то бегут, кругом паровые экипажи, заводные ландо, паровые шагатели, паровые прыгатели, еще черт знает что паровое… О, скамейка!
Одна из парковых скамеек была очищена от снега; рядом на белом боку сугроба кто-то нарисовал пробитое стрелой сердце.
– Присядем?
– Так холодно же, – Марина зябко повела плечами.
– Холодно, – согласился Виктор. – А мы все равно присядем.
Присели. Он поднял с земли сухую ветку и несколькими небрежными штрихами нарисовал под сердцем на сугробе женский профиль. Получилось красиво – Марина невольно залюбовалась уверенными движениями Виктора. «Вивальди», подумала она. «Звучная фамилия».
– Вы говорили, что Вы – гипнотизер, так?
– Не совсем, – он отрицательно покачал головой. – То есть, да, но не совсем… Черт, не знаю, как объяснить. Это колдовство, но не такое, как, скажем, у магистров Коллегии, или у Вас.
– Я чародейка, не забывайте. Профан.
– Я еще больший профан чем Вы, поверьте. Совершенно не разбираюсь в колдовстве. У меня… э-э-э… талант.
– Лазить в чужие мысли? Заставлять людей делать глупости?
– Не только. Но Вы правы в том, что пользоваться им открыто я не могу. Это запрещено.
– Кем запрещено?
– Инквизицией. Слыхали о Черном Эдикте?
– Нет.
– Это что-то вроде карманной шпаргалки для инквизиторов. Там написано, кто есть первейшие враги рода людского – в подробностях и даже, кажется, с картинками. Такие как я, Марина, этот список возглавляют.
– Что-то Вы не похожи на жуткого монстра. Скорее, даже, наоборот.
– Спасибо.
Некоторое время они сидели молча. Марина, которой было холодно, прижалась к Виктору, и он машинально обнял ее за талию.
Наконец она сказала:
– Все равно не понимаю. Допустим, есть колдун, который умеет бросаться огненными шарами. Его же не хватают и не тащат на виселицу! Чем Вы хуже?
