– Ясно? Нет, не ясно. Как Вы собираетесь с ним сражаться? Ваши девочки в белых халатах тут не помогут.
– У меня есть… козырь в рукаве. Поверьте – псионик не уйдет, – Френн коротко кивнул на дверь и вдруг весело подмигнул Фигаро. – Оставайтесь тут, а? Я напишу в Департамент, что Вы помогли расследованию и способствовали уничтожению опасного существа.
– Существа? – следователь хмыкнул. – Этот Вивальди, может быть, и мудак, но он – человек. А у меня присяга и все такое. А у него права. А у начальника жандармерии Винсента Смайла – гордость. А у старшего инквизитора Френна – амбиции. У всех какие-то причины, мотивы – прямо страшно. Вот я и хочу узнать – а что у Вивальди?
– Ну ладно, – инквизитор вдруг потерял интерес к разговору. – Дерзайте, Фигаро. Я подожду. Только когда умрете – не жалуйтесь, что я Вас не предупреждал.
– Не буду.
– Вот и замечательно. А когда Вивальди выйдет из этих дверей…
– …То я его арестую и отправлю в камеру.
Начальник тудымской жандармерии Винсент Смайл, скрестив ноги, стоял у фонарного столба, курил папиросу и холодно смотрел на инквизитора Френна.
Лицо инквизитора вытянулось. С него разом слетел весь внешний лоск; в мгновение ока Френн превратился из холодно-предупредительного представителя власти в истеричного старикашку. Он вытянулся во весь рост, привстал на цыпочках, сжал руки в кулаки и визгливо заорал:
– Винни! Мерзавец! Ты опять куришь?!
– Ага, – Смайл криво усмехнулся. – Мне уже сорок лет, папаня. Я могу стрелять в людей, шляться по девочкам, делать детей – так почему бы мне не выкурить сигаретку?
– Ну, ничего, дома поговорим! А сейчас объясни, пожалуйста, что ты здесь делаешь? – Френна аж трясло от ярости.
– Принимаю участие в задержании опасного преступника. С привлечением следователя Департамента Других Дел.
– Преступника? С привлечением? Дурья твоя башка, ты хоть знаешь, что этот «опасный преступник» может с тобой сделать?! Ты хочешь, чтобы я объяснял твоей маман, что ее единственный сын умер, прострелив себе голову?! А ну марш отсюда!
– С удовольствием, – в голосе Смайла зазвенел лед. – Как только ты составишь на меня докладную и получишь из Центрального управления подписанную прелатом бумагу. Тогда, поверь мне, я сразу же передам дело куда положено. А теперь – разрешите, папаня, я продолжу расследование.
– Предупреждаю! – Френн затряс кулаками, – Если ты попробуешь войти в эти двери, я тебя парализую, свяжу и заклею рот!
Фигаро подумал, что инквизитор вполне может осуществить свою угрозу. Френн был колдуном, к тому же – полным магистром, а, значит, умел и не такое. Именно колдовские способности инквизитора так задержали его продвижение по карьерной лестнице – в Центральном управлении ему не доверяли.
– Ах, так? – глаза Смайла сузились. – Тогда я напишу на тебя рапорт! На имя прелата! И подробно опишу, как ты нагло вмешивался в дела неподконтрольной тебе организации и применил силу против начальника городской жандармерии при исполнении! Тогда, дорогой папочка, ты застрянешь в этом городе до конца своих дней, причем, не факт, что при этом за тобой сохранят твою должность.
– Ты этого не сделаешь, – задушено прошептал Френн, хватаясь за щеку, словно у него внезапно случился приступ зубовной боли.
– Еще и как сделаю. А теперь разрешите, господин старший инквизитор… – Смайл широким жестом указал на дверь.
– Винсент, – Фигаро покачал головой, – я думаю, что это не самая лучшая мысль. Давайте сделаем так: я войду туда сам, а через пятнадцать минут – если, конечно, мне не взорвут голову – позову Вас. А там решим, что да как.
– Хорошо, уговорили, – Смайл зло кивнул и скрестил руки на груди. Было видно, что он готов проторчать под дверями «Киски» хоть всю ночь. Следователь ободряюще улыбнулся жандарму и увидел, как Френн едва заметно кивнул. На лице инквизитора явно читалось облегчение.
– Что ж, – сказал он, – раз так…
Он пожал плечами, развернулся на каблуках и зашагал прочь. Фигаро проводил его взглядом и покачал головой.
– Зря Вы его так. Он, конечно, истерик, но переживает за Вас по-настоящему.
– Я знаю, – на лице Смайла проступило отвращение. – Это-то и есть самое ужасное. Вы не знаете, каково это – родится в семье инквизитора и колдуньи. Они меня своей любовью в гроб, в могилу… Э-э-эх! – он безнадежно махнул рукой. – Идите, Фигаро. А то я психану и вломлюсь в это долбаное кафе, размахивая револьвером.
Следователь кивнул и открыл дверь.
…В этот час «Киска» еще пустовала. Где-то играл патефон, трепетали огоньки свечей в канделябрах, сонно посвистывали решетки отопления. За стойкой гарсон протирал бокалы чем-то похожим на несвежее полотенце; на кухне звенела посуда.
Следователь осмотрелся.
В дальнем углу, как раз под большим эстампом, изображающим ночной город, за столиком сидела парочка: женщина средних лет и импозантный мужчина в дорогом бежевом костюме. Дамочку Фигаро видел впервые, но джентльмена благородной наружности узнал сразу: его портрет художник местной
