– А теперь, мой дорогой Рональд, позвольте задать откровенный вопрос. Откуда вы узнали эту историю? Отрицать бессмысленно, настолько явных совпадений не бывает. Итак?
Меня охватило странное волнение. Мысли в голове путались.
– Твист, могу уверить вас: сам не знаю, – промямлил я. – На моем столе лежит книга о Гудини, вот и все. Постойте-ка! Мне около пятидесяти лет. Совсем как Джеймсу Стивенсу, если он еще жив. Свои детство и юность я не помню. Первое, что сохранилось в памяти, – мартовский день пятьдесят третьего года. Тогда канадский полисмен попросил у меня удостоверение личности. Я просто шел вдоль длинной дороги, совершенно выбившись из сил. Документов при себе не имел и даже не знал, кто я и откуда. Полиция, конечно, навела справки, но и они не получили ответа. Никто из пропавших без вести не подходил под мое описание – ни в Канаде, ни в Штатах. Мне указали возраст двадцать пять лет и дали имя Рональд Бауэрс. Да, я потерял память. Ни одна консультация у самых различных специалистов не помогла мне ее обрести. В конце концов я сдался и принял все так, как есть. Уехал из Канады в начале шестидесятых, обосновался в Англии и устроился журналистом до поры до времени… Остальное вы знаете.
То есть что? Получается, я – Джеймс Стивенс, чья судьба обрывается в конце пятьдесят первого года? Даты вроде совпадают. Но до конца не верится.
Доктор Твист поерзал в кресле и закрыл глаза. На его лице появилось мечтательное выражение. Он снова поправил пенсне, вот-вот готовое упасть на пол, и улыбнулся.
– Более чем вероятно, мой дорогой Рональд. Раз уж так вышло, что присланная вами история – не вымысел, а реальность, и настоящий Джеймс Стивенс пропал декабрьской ночью в пятьдесят первом году, я решил провести небольшое расследование. Неважно, как мне удалось узнать о вашей амнезии. Главное, есть большой шанс отождествить вас с Джеймсом Стивенсом. – Он сделал паузу. – Еще минуту, и мы узнаем все точнее.
У меня от удивления открылся рот.
Твист поднялся, прошел к столу, взял с него небольшой сверток и довольно помахал им перед моим носом.
– Я попросил Хёрста прислать протокол следствия по делу Уайта. Там вроде имеется фотография Джеймса Стивенса. – Пожилой криминолог задумчиво посмотрел на нераспечатанную посылку. – Вот, доставили сегодня утром, перед тем как я вам позвонил. Предоставляю вам честь ее вскрыть.
С бешено колотящимся сердцем я выхватил сверток из рук Твиста и, разорвав упаковочную бумагу, распахнул тоненькую папку. И, заглянув в нее, не смог удержаться от торжествующего крика:
– Это действительно я! Поверить не могу! Посмотрите, доктор, лицо и вправду мое, только на несколько лет моложе. Значит, я и вправду Джеймс Стивенс. Потрясающе!
Я вытащил бумажник и извлек оттуда маленькую фотографию.
– Вот, здесь мне тридцать лет. Сравните, сравните! Никаких сомнений – я даже почти не изменился.
– Да, лица одинаковые, – согласился доктор Твист.
Пока он крутил в руках фотографии, я сообщил:
– Просто представьте: мне тут пришла мысль, что Джимми Лессинг вполне мог… Вы ведь знаете Лессинга? Сценарист, который стал… ну, мы с ним сотрудничаем, так сказать. Он подкидывает идеи для моих романов. Помнится, я еще удивлялся, не была ли вся эта история его задумкой. Сам Джимми приехал из Америки. Так вот, я грешным делом решил, что он мог бы оказаться… ну, не Джеймсом Стивенсом, а, скажем, Генри Уайтом. Ведь в этом случае Джимми тоже знал бы мой сюжет. Три дня назад я застал его читающим ваш эпилог. А потом он неожиданно исчез. Кажется, даже уехал из страны.
Доктор Твист словно меня не слышал. Голос его звучал отстраненно:
– У вас довольно необычный стиль. Автор, в смысле, рассказчик – Джеймс Стивенс – будто все время что-то скрывает. Его характер вообще довольно трудно понять. Эдакий вежливый, но мрачный молодой человек. Он никогда не демонстрирует свои вкусы в открытую. Единственное чувство, которое остается на виду, – явное женоненавистничество. Все дамы в его повествовании – либо беспросветно глупые, либо чересчур властные, либо робкие мышки, либо хитрые и злые мегеры. За одним исключением – миссис Уайт. Она предстает перед читателем во всей доброте и великодушии.
Раздраженный этим замечанием, я повысил голос:
– Вы не слушаете меня. Джимми Лессинг внезапно уехал из Англии, и я подумал, будто он – Генри Уайт. Конечно, звучит по-идиотски, ведь Генри Уайт утонул в Темзе.
– Такова официальная версия, – ткнул пальцем в папку Твист. Его голос неуловимым образом переменился. – Но тело не нашли, хотя обычный человек нипочем бы не выжил в той ледяной воде.
– Это уже неважно, – вздохнул я. – Черт, не могу окончательно свыкнуться с мыслью, что я – Джеймс Стивенс. Вы только представьте себе, двадцать с лишним лет… Твист, вам плохо?
Лицо пожилого криминолога перекосилось. Его глаза словно помутнели, на лбу выступили тяжелые капли пота. Он уставился на заднюю сторону фотографии в своей руке.
– Здесь изображены вы, мой дорогой Рональд, – произнес доктор Твист дрожащим голосом. – Тут нет никаких сомнений. Но на обороте карточки имеется еле заметная надпись. Вы вовсе не Джеймс Стивенс. Вы – Генри Уайт.
