«Дар особенный»: Художественный перевод в истории русской культуры

надругательства над тобой и твоя смерть. / Ты столь сильно побуждаешь меня стремиться к твоей любви, / что, не будь рая, я любил бы тебя / и, не будь ада, я трепетал бы перед тобой. / Ты не должен ничего предлагать мне, чтобы я любил тебя, / ибо я любил бы тебя так, как люблю, / даже если бы не имел тех надежд, которые имею.)

              Любовью дух кипит к тебе, спаситель мой,
              Не радостных небес желаньем увлеченный,
              Не ада мрачного огнями устрашенный
              И не за бездны благ, мне данные тобой!

              В тебе люблю тебя; с любовию святой
              Гляжу, как на кресте сын божий, утомленный,
              Висит измученный, висит окровавленный,
              Как тяжко умирал пред буйною толпой!

              И жар таинственный мне в душу проникает;
              Без рая светлого пленил бы ты меня;
              Ты б страхом был моим без вечного огня!

              Подобную любовь какая цель рождает?
              Душа в любви к тебе надежд святых полна;
              Но так же и без них любила бы она!

Достаточно точный в современном смысле этого слова перевод (можно указать лишь на одну лишнюю строку: «И не за бездны благ, мне данные тобой») является одной из несомненных удач Козлова-переводчика. Это и неудивительно, так как, по верному замечанию А.В. Дружинина, писатели, «по своему миросозерцанию подходящие к Козлову, достойным образом оживают в его страницах»[119].

Достоинства перевода И.И. Козлова становятся особенно заметными при сопоставлении его с переводом, выполненным Ю.В. Доппельмайер, крайне поверхностным, неточным по существу и в деталях:

               Не ради вечного святого наслажденья,
               Тебя, Спаситель мой, я горячо люблю;
               Не муки адские смущают жизнь мою,
               Когда я сторонюсь от зла и прегрешенья.

               Нет, я люблю тебя за это всепрощенье,
               Что ты изрек врагам пред смертию Своей,
               Люблю Тебя за крест, за язвы и мученья,
               За кровь, которая струилась от гвоздей.

               И если б не было ни ада и ни рая,
               Любовь моя к Тебе, глубокая, святая,
               Согретая Твоим божественным огнем,

               Неслась бы к небесам сердечною мольбою
               И я бы, как теперь, склонялась пред Тобою,
               Пред этим мировым голгофским алтарем[120].

По этому переводу невозможно составить никакого представления о таком сложном культурном феномене, как поэзия испанских мистиков XVI века, по-своему преломивших идею ренессансного индивидуализма.

Можно отметить также, что Т. де Ириарте впервые «заговорил по-русски» еще в 1788 году[121], что один из романов Л. де Гонгоры, наряду с некоторыми другими переводами из испанской поэзии, включен Бальмонтом в его комментарии к собственным переводам из Кальдерона[122] и что Фернандо де Эррера мог быть достойно представлен переводом сонета «На победу при Лепанто», выполненным П.А. Катениным:

              Стенящий Понт, громами оглушенный
              И трепетный во мрачной глубине,
              Вздымись главой, взгляни, как, разъяренный,
              Пожара пыл льет зарево в волне;

              Как в малый круг с Погаными стесненный
              Народ Христов их губит на войне,
              И вражий строй, ударом сокрушенный,
              Бежит в крови, и в дыме, и в огне.

              Гласи позор гордыни Мусульманской,
              Победы блеск, чудесные дела,
              Спасенье царств и веры Христианской.

              И вся та честь, и слава, и хвала
              Твоя, Птенец Австрийского орла,
               И ваша с ним, Сыны земли Испанской [123].

3

Ну а теперь о том, что в антологию вошло.

Непосредственный интерес представляет для нас тот факт, что некоторые произведения опубликованы в антологии в нескольких версиях. В ряде случаев, как нам представляется, относительная адекватность подлиннику достигается лишь на основе взаимодополняемости этих переводов, отражающих то или иное качество оригинала[124].

Каковы же вкратце требования, предъявляемые к адекватному переводу? Адекватным перевод может быть признан при сохранении или, по необходимости, создании в нем переводчиком функциональных соответствий а) национального своеобразия подлинника, б) характерных черт литературной эпохи, в) индивидуальных особенностей авторской манеры.

Важен, скажем, учет «типа» поэзии и только в соответствии с этим выбор переводчиком доминант, то есть тех основных для этого стихотворения элементов стиха (содержание, стилистический аспект, метрическая схема, ритмические и фонетические особенности), которые необходимо воспроизвести любой ценой. Наконец, необходимо передавать поэтическую «арматуру» оригинала, общий контур структуры. В целом же советская школа перевода исходит из возможности «комплексного» воссоздания на своем языке национальной формы подлинника»[125].

Русская и советская испанистика насчитывает немало переводов, которые могут быть признаны адекватными. В золотой фонд испанской поэзии на русском языке входят многие переводы В.А. Жуковского, П.А. Катенина, К.Д. Бальмонта, приведенный выше перевод И.И. Козлова. То же можно сказать о значительно большем числе переводов советского периода. С лучшей стороны показали себя известные московские и ленинградские переводчики вот уже нескольких поколений при воссоздании испанских романсов, поэзии Ф. де Кеведо, Л. де Гонгоры, М. де Унамуно, Р. Альберти, Ф. Гарсиа Лорки.