элегии Райнера Марии Рильке[68], стихи Джона Китса, Джорджа Ноэла Гордона Байрона, Перси Биши Шелли, Иоганна Вольфганга Гете, Иоганнеса Роберта Бехера, Шандора Петефи, Витезслава Незвала, Рафаэля Альберти, Николоза Бараташвили, Галактиона Табидзе, Паоло Яшвили, Поля Верлена и многих других поэтов и драматургов. В статье, озаглавленной «Заметки переводчика», Пастернак утверждал, что для него оригинальное творчество и «срисовывание» в русских стихах гениальных стихов Шекспира, «гениальнейших в мире, было задачей одного порядка и одинаковым испытанием для глаза и слуха, таким же захватывающим и томящим». По свидетельству М. Петровых[69], Анне Ахматовой (1889–1966) приходилось переводить не всегда близкое (в 20-х годах увлеченная культурой Древнего Востока и не без влияния В.К. Шилейко Ахматова перевела целый ряд произведений из древнеегипетской поэзии) и нравящееся; ей надо было добывать средства к существованию и помогать сыну. Ахматова переводила польских поэтов (Юлиан Тувим, Владислав Броневский, Вислава Шимборская), чешских (Витезслав Незвал), румынских (Михаил Эминеску), болгарских (Найден Геров), корейских (Сон Кан (Чон Чхоль), Син Хым, Ким Мин Сун), норвежских (Генрик Ибсен), итальянских (Джакомо Леопарди); ее перу принадлежат прекрасные переводы из сербского эпоса (Хасанагиница), драмы Виктора Гюго «Марион Делорм». В 50 – 60-е годы Ахматова переводила стихи полутора десятков поэтов с тридцати языков, в основном, естественно, в отличие от некоторых профессиональных поэтов- переводчиков, с подстрочника и прежде всего для заработка. В письме к Д.Е. Максимову она признавалась: «Я окончательно убедилась, что для поэта переводы – дело гибельное. Творческая энергия утекает и образуется удушье, с которым совершенно нельзя бороться» [70]. Между тем многие из переводов Ахматовой навсегда вошли в сокровищницу русской литературы.
Нет никакого сомнения в том, что всплеск интереса к грузинской поэзии в печатных изданиях того времени, именно в 1920 – 1950-е годы, был обусловлен прежде всего причинами внелитературного характера, но у русских поэтов-переводчиков сам этот интерес был неподдельно искренним, продолжавшим тему Грузии в русской поэзии XIX века и основанный на личной дружбе (Пастернака и Заболоцкого с Тицианом Табидзе и Паоло Яшвили). Между тем творческим результатом подобной идейно-политической востребованности оказалось открытие целого поэтического континента, культурное значение которого трудно переоценить. Достаточно сказать, что переводы четырех центральных и самых характерных поэм Важи Пшавелы осуществлены четырьмя крупнейшими русскими поэтами: «Эрети» (Цветаева, Заболоцкий), «Раненый барс» (Цветаева, Заболоцкий), «Гоготур и Апшина» (Мандельштам, Цветаева, Заболоцкий), «Змееед» (Пастернак, Заболоцкий). Творческие установки переводчиков были принципиально различны, и каждая из версий обогащает наше представление об авторе, поэтическое дарование которого не имеет аналогий на русской почве. Реальное сосуществование этих переводов, в каждом из которых нашли отражение разные грани оригинала в культуре и русском читательском сознании, позволяет выдвинуть тезис об их взаимодополняемости. Николаю Заболоцкому (1903–1958), помимо переводов из Важи Пшавелы, принадлежат переводы «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели, «Давитиани» Давида Гурамишвили, стихов Григола Орбелиани, поэм и стихов Ильи Чавчавадзе. Из современных поэтов, с которыми поэт познакомился в Ленинграде в 1935 году на вечере грузинской поэзии, Заболоцкий переводил Тициана Табидзе, Симона Чиковани, Карло Каладзе и некоторых других. Заболоцкий утверждал: «Если перевод с иностранного языка не читается как хорошее русское произведение, – это перевод или посредственный, или неудачный». Бесспорным это было и для других крупных русских поэтов XX века, активно занимавшихся переводом.
Со всей определенностью и присущей ей безапелляционностью тезис о стихотворном переводе как «высоком искусстве» высказала Марина Цветаева (1892–1941): «Мне твердят: Пушкин непереводим, как может быть непереводим уже переведенный, переложивший на свой (общечеловеческий) язык несказанное и несказанное? Но переводить такого поэта должен поэт»[71]. Неоспоримой переводческой удачей поэта Цветаевой является, например, «Плаванье» Бодлера. В то же время ее яркие переводы немецких и бретонских народных песен, стихов Федерико Гарсиа Лорки или поэмы Важи Пшавелы если не открыли новые пути (так как трудно было идти за ней следом), то по крайней мере показали новые возможности для труднейшего вида переводной поэзии, имеющей прямое или хотя бы опосредованное отношение к фольклору. Потому при всей спорности предложенных Цветаевой решений ее вклад в искусство поэтического перевода трудно переоценить.
Знаменательно, что большая часть переводческих работ Осипа Мандельштама (1891–1938) относится к 1920-м годам, причем это была именно «работа», хотя подчас и высококлассная, поскольку один из крупнейших русских поэтов XX века переводил не столько поэзию (сонеты Петрарки, стихотворения Барбье, фрагменты из старофранцузского эпоса, поэма Важи Пшавелы «Гоготур и Апшина»), сколько прозу, в основном с французского («Злюка-луна» Анри Барбюса, «Обормоты» Жюля Ромена, «Письма к моему другу-патогонцу» Жоржа Дюамеля, «Тартарен из Тараскона» Альфонса Доде).
В конце 1920-х годов перестали публиковать не только поэзию, но даже рецензии Михаила Кузмина (1872–1936); единственным средством к существованию для него остались переводы. Кузмин переводил Гете, Анри де Ренье, Мериме, однако особенно много сил, времени и душевной энергии он посвятил Шекспиру[72]. При жизни он успел напечатать только перевод «Короля Лира», при этом сохранились выполненные им переводы следующих шекспировских пьес: «Укрощение строптивой», «Два веронца», «Много шуму попусту», «Веселые виндзорские кумушки», «Бесплодные усилия любви», «Король Генрих IV» (совместно с В. Морицем) и «Буря», и, к сожалению, не сохранились переводы 110 сонетов цикла, посвященного таинственному другу.
Не печатали или почти не печатали своих оригинальных стихов, до недавнего времени известных лишь ограниченному кругу ценителей поэзии, такие замечательные русские поэты и выдающиеся переводчики, как Арсений Тарковский, Семен Липкин, Мария Петровых. Арсений Тарковский (1907–1988) переводил с языков Востока, в том числе народов Советского Союза, главным образом Закавказья и Средней Азии, много и плодотворно, и создавалось
