— Смотрите-ка, ребята, вон кто-то к нам едет! На дорогу, ведущую мимо луга в Тукборо, выехали три телеги, нагруженные тюками с шерстью.
— Эй! — крикнул с одной из телег возница, силясь рассмотреть из-под руки стоящих против солнца хоббитов.
— Фонси, это ты, что ли?
— Сембо! — крикнул в ответ Фонси.
— Сумбо! Здорово, братцы!
— Сколько вас там? — спросил Сембо, правивший первой телегой. — садитесь, подвезём до Тукборо!
Пара крепко сбитых пони тянула за собой скрипучую телегу. Фонси сидел рядом с Сумбо, прислонившись к тугому тюку шерсти и наслаждаясь тем, что уже не надо ворочать лопатой и даже идти никуда не надо, а можно просто сидеть на мягком и ехать спокойно домой, коротая время беседой.
— А мы сегодня Коровью яму закопали, — сказал Фонси, — совсем. Удивительно, как раньше ни у кого руки не дошли.
— Слышал я, что раньше старики не велели ямы эти засыпать, потому что ямы Шир берегут, а как берегут и от кого, то позабыли, — сказал Сембо, — а может, и не знали никогда.
— А я слышал, — сказал Сумбо, — что Шельмец Северян-Тук однажды в такую яму лазил, а там целый костяк большеца, весь в ржавом железе, и ещё два черепа, и только он их тронул — тут же они рассыпались!
— Да Шельмец ещё не то расскажет, — пожал плечами Сембо, — на то он и Шельмец.
— Как, Фонси, — спросил Сумбо, — был в той яме костяк большеца?
— Не было большецов, — ответил Фонси, — только корова, а может, и две. Это ж Коровья яма была. Был бы там большец — называлась бы Большецкая яма. Ты, Сумбо, лучше расскажи, почему вы так поздно едете.
— Э-э, братец, это целая быль, — ухмыльнулся Сумбо. — Вчера мы, значится, за шерстью поехали и весь день шерсть собирали. На ночь у Хилоноров в их Хилой Норке остались. Утром проснулись, позавтракали и только собирались поехать дальше…
— Ну, сначала мы, конечно, ещё раз позавтракали, а только потом собрались поехать дальше, — вставил Сембо.
— Только за стол сели, — продолжил Сумбо, — бежит к нам Дрого, младший сын Лонго Тука, и кричит: «На помощь, спасите, скорее!». Ну, мы с Сембо на коней и к Лонго. А там — ух!
— А там произошло вот что: — пояснил Сембо, — Гербера, дочка Лонго, имела неосторожность увлечься одним из работников…
— Короче, Лонго застукал дочку, когда она целовалась с Гуго Кучкороем, стригалём, — перебил Сумбо, — и цапнул сразу вот такую здоровущую жердь! И с этой жердью за Гуго! А Гуго от него вокруг колодца, аж ветер свистит! А Гербера — за Лонго, и визгу стоит, визгу, за версту слыхать! И овцы, главное, овцы вокруг носятся, потому что жердь — из овечьего загона. И самый большой баран недостриженный бегает!
— Нет, братец, — Сембо задумчиво покачал головой, — не соглашусь с тобой. Я полагаю, что самый большой баран там был всё-таки Лонго.
Фонси и Сумбо дружно расхохотались.
— Я забыл, — спросил Фонси, отсмеявшись, — Лонго нам троюродный брат или четвероюродный?
— Как это ты забыл? — снова покачал головой Сембо. — Конечно, троюродный. Тебе, Фонси, как сыну Большого Тука, надо бы знать такие вещи.
— Потому что, молодой Фонси, быть сыном главы всех Туков и тэна всех хоббитов — это большая честь и большая ответственность, молодой Фонси, — подражая размеренно-самодовольному говору брата, закивал головой Фонси, — давай сегодня не будем, ладно?
— Вот ты смеёшься, — сказал Сембо, — а Лонго как увидел, что в гости к нему пожаловали Исемболд и Исумбрас Туки, сыновья Большого Тука, так тотчас безобразничать перестал, жердь положил и стал нам врать, что он вовсе не за Гуго гонялся, а овец ловил.
— Овец мы потом все вместе ловили, — поправил Сумбо, — только сперва Лонго и Гуго бренди отпоили, Герберу успокоили. А потом мы их стригли.
— Кого? — удивился Фонси. — Гуго и Герберу?
— Да овец же! Половина стада недострижена была. А ножницы! Ты видел, Сембо, когда-нибудь такие ножницы?
— Столько ржавых, зазубренных и разболтавшихся ножниц одновременно я в жизни не видел, — сказал Сембо, — только у Гуго имелись хорошие, его собственные. Нам даже пришлось в Хилую Норку возвращаться и там одалживать ножницы.
— Вот мы и задержались, — закончил Сумбо.
— И славно вышло, — Фонси хлопнул брата по плечу, — а то нам с ребятами пришлось бы пешком топать до дома.
Солнце коснулось краем виднеющихся далеко на западе Белых холмов, и день окончательно превратился в вечер. Телеги негромко поскрипывали, а землекопы и возчики лениво перебрасывались последними новостями и сплетнями.
— А что тебе Гербера говорила, когда ты её успокаивал? — спросил Сумбо у брата.
— А она рассказывала, что хочет за Гуго замуж выйти, — ответил Сембо, — и нас с тобой на свадьбу дружками позвать.
— На свадьбе будет весело, — хихикнул Сумбо, — Лонго и там может драку затеять.
— Во-первых, — возразил Сембо, — там будет батюшка, а при нём Лонго буянить не станет. А во-вторых, — он цыкнул на замедливших было ход лошадей и тряхнул вожжами, — Лонго может и не согласиться на такую свадьбу, старшую ведь он за Бодо Вожжинса пристроил, а Бодо гораздо богаче
