— Завтра с почтовым ее отправляют в Москву, — тихо сказал Паркер.
Незнакомец, видимо, был удивлен этим известием, так как остановился.
— Вы уверены? — спросил он.
— Да, мне передали от нее, употребив выражение, которое известно только мне и ей.
— Какое выражение?
— А зачем вам знать? — спросил Паркер и вдруг подозрение закралось в него.
— Конечно, мне не надо знать, но уверены ли вы, что вас не обманывают? — настаивал его собеседник.
— Я повторяю, это выражение, которое кроме нас двоих никто не знает, это не пароль, — мы не уславливались употреблять его как пароль. Но это вроде пароля.
— Странно, — задумчиво произнес молодой человек. — Значит, они изменили свои первоначальные планы. Хорошо, спасибо.
— Только вы не поедете с почтовым, — добавил он тоном распоряжения. — Не могли бы вы уехать сегодня же?
— Нет, сегодня я не могу уехать, но почему я не могу ехать завтра с почтовым? — Паркера рассердил этот начальнический тон.
— Если вы ей хотите добра, то слушайтесь, когда вам говорят. Ведь вы все равно ничего не понимаете в наших делах, — оборвал его молодой человек и пошел дальше.
XVII
СИГНАЛ НА ПУТИ
Паркер не послушался молодого человека, он решил ехать в Москву именно в среду, и именно с почтовым, который уходил из города вечером.
Утром он зашел к следователю и сказал, что уезжает. Тот внимательно посмотрел на него и, когда англичанин ушел, отдал распоряжение:
— Двоих в штатском приставить к англичанину, а в арестантский вагон нарядить лишних пять человек.
Паркер прошел платформу и увидел арестантский вагон в самой голове поезда. Наоборот, его мягкий вагон был в хвосте.
Таню посадили в купе вместе с двумя женщинами-тюремщицами. Уже несколько дней, как ей мало давали спать, а плохая и скудная пища вызывала отвращение, совершенно не утоляла голод и не укрепляла. За несколько дней заключения она ослабла и осунулась.
Поезд ее быстро укачал и она, сидя в углу деревянной скамейки, быстро забылась тяжелым сном. Одна сторожиха расположилась спать на противоположной скамейке, а другая, дежурная, сидела на той же скамейке, что и Таня, только у самого входа.
Ночью они должны были смениться.
Из соседнего купе слышался веселый говор — там солдаты играли в карты. Всего в вагоне было пятнадцать человек охраны. Она была разделена на три смены. Пять человек дежурило, а десять спало. Один из дежурных все время ходил по коридору.
Сторожихам была дана строгая инструкция не спускать с Тани глаз. Однако полчаса спустя после того, как Таня заснула, дежурная не вытерпела и заглянула в соседнее купе. Ее там шумно приветствовали и стали звать играть. Она не сразу поддалась искушению и вначале стояла у дверей и все время заглядывала на спящую Таню, но под конец не устояла и присоединилась к игрокам, попросив караульного, ходившего вдоль коридора, посматривать на Таню.
Линия шла по лесистым местам. Перегоны были большие и поезд останавливался редко.
Скоро после полуночи, когда восточная часть неба была еще почти темной — в мае в этих местах начинает светать во втором часу ночи — на длинном перегоне шлагбаума машинист увидел красный фонарь.
Машинист удивился, но дал тормоз, однако, не останавливая окончательно поезд. Но кто-то упорно продолжал махать фонарем, и машинист в последний момент резко затормозил поезд. Пассажиры, которые не спали, почувствовали толчок.
Пока машинист, наклонившись, разговаривал с человеком с фонарем в руке, стоявшим на путях, с другой стороны на локомотив быстро вскочил человек с револьвером в руках.
— Сидеть смирно в углу, — приказал он машинисту и истопнику. — Поедете дальше, когда позволю.
Кто-то постучал в арестантский вагон, запертый изнутри, кроме обычного железнодорожного ключа, на задвижку. Дежурный солдат подошел к двери. У него была инструкция никому не отворять.
— Кто там?
— Впустите смазчика, у вас тормоз открыт, надо проверить, — раздался голос из темноты.
Солдат открыл окно и через решетку арестантского вагона старался рассмотреть в темноте говорившего.
— Какой тормоз, у нас никто не дотрагивался до тормоза. Ступай осматривай другие вагоны, — добавил он.