более справедливое распределение функций. Только когда мужчины начнут вносить вклад в готовку, уборку и прочую работу по дому, женщины смогут полноценно участвовать в экономике. Иными словами, эмансипация женщин — задача мужчин. Однако значение имеет не только выбор каждого отдельного мужчины: весьма существенную роль играет законодательство. Меньше всего разрыв между женщинами и мужчинами в Швеции — стране с превосходной системой заботы о детях и отпусками по уходу за ребенком для мужчин. Такой отпуск особенно важен: мужчины, находившиеся дома в течение нескольких недель после рождения ребенка, впоследствии проводят больше времени со своими женами, детьми и за кухонной плитой. Причем этот эффект сохраняется — готовы? — всю их оставшуюся жизнь. В Норвегии мужчины, уходящие в отпуск по уходу за ребенком, на 50 % чаще делят обязанности по стирке со своими женами[247]. В Канаде они проводят больше времени за работой по дому и ухаживая за детьми[248]. Отпуск по уходу за детьми для мужчин — это троянский конь, способный решающим образом повлиять на исход борьбы за равенство полов[249].
Старение населения? Все больше пожилых людей хотят продолжать трудовую деятельность даже после достижения пенсионного возраста. Но в то время как 30 — летние и те, кто чуть постарше, стонут от работы, семейной ответственности и ипотеки, пожилые никак не могут получить работу, даже когда она им по силам. Так что следует более равномерно распределять рабочие места не только между полами, но и между поколениями. Молодые, начинающие сегодня трудовую карьеру, вполне могут проработать до 80-летнего возраста. Но для этого они могли бы работать не по 40 часов в неделю, а по 30 или даже 20. «В XX веке имело место перераспределение богатства, — отмечал один из ведущих демографов. — Полагаю, что в этом столетии произойдет великое перераспределение рабочих часов»[250].
Неравенство? Самые длинные рабочие недели именно в тех странах, где блага распределены наиболее неравномерно. Если бедные работают все больше, чтобы просто прокормиться, богатые считают, что отпуск и выходные обходятся им теперь дороже, поскольку они стали больше зарабатывать за час.
В XIX в. типичный богач попросту отказывался закатывать рукава. Труд был уделом крестьян. Чем больше человек работал, тем он, следовательно, был беднее. С тех пор положение изменилось. Сегодня наличие у человека множества рабочих дел — признак его статуса. Нытье о том, что работы слишком много, зачастую является скрытой попыткой показаться важным и интересным. Когда есть время на себя, это скорее говорит об отсутствии работы и лени, по крайней мере в тех странах, где разрыв между богатыми и бедными велик.
Почти столетие назад наш давний друг Джон Мейнард Кейнс сделал еще один удивительный прогноз.
Кейнс понимал, что крушение рынка акций в 1929 г. не уничтожило мировую экономику. Производители по-прежнему могли поставлять столько же продукции, что и за год до этого; просто спрос на многие продукты упал. «Мы страдаем не от ревматизма, поражающего людей в почтенном возрасте, — писал Кейнс, — а от болезни роста — от слишком стремительных перемен».
Почти 80 лет спустя мы столкнулись точно с такой же проблемой. Дело не в том, что мы бедны, а в том, что нам не хватает оплачиваемой работы. И, вообще-то говоря, это хорошая новость.
Она означает, что мы можем приготовиться к решению величайшей задачи из числа стоявших перед нами: заполнению целого моря свободного времени. Очевидно, 15-часовая рабочая неделя все еще остается далекой утопией. Кейнс предсказал, что к 2030 г. экономисты будут играть лишь второстепенную роль «на одном уровне с дантистами». Но сегодня день, когда эта мечта станет реальностью, кажется как никогда далеким. Экономисты доминируют в СМИ и политике. Мечта о короткой рабочей неделе тоже растоптана. Вряд ли кто — то из политиков готов ее поддержать, даже с упором на рекордные уровни безработицы.
Но Кейнс не был безумцем. В его время рабочая неделя быстро сокращалась, и ученый просто экстраполировал в будущее эту начавшуюся около 1850 г. тенденцию. «Конечно, все произойдет постепенно, — уточнял он, — катастрофы не будет». Представьте себе, что революция досуга начнет набирать обороты в этом веке. Даже в условиях медленного экономического роста мы, жители Страны изобилия, могли бы работать меньше 15 часов в неделю уже к 2050 г., зарабатывая столько же, сколько в 2000-м[251].
Если мы действительно можем это осуществить, то пора начинать готовиться.
Сначала мы должны спросить себя: а действительно ли мы этого хотим?
Оказывается, опросы на эту тему уже проводились. Наш ответ: да, очень хотим. Ради того, чтобы иметь больше свободного времени, мы готовы даже поступиться нашей драгоценной покупательной способностью[252]. Однако стоит отметить, что последнее время грань между работой и досугом размылась. Работа ныне зачастую воспринимается как своего рода хобби, а то и ключевой аспект нашей личности. В своей классической книге «Теория праздного класса» (1899) социолог Торстейн Веблен описывал досуг как еще пока признак элиты. Но то, что раньше относилось к досугу (искусства, спорт, наука, забота, филантропия), сегодня считается работой.
Ясно, что в современной Стране изобилия по — прежнему полно низкооплачиваемой, неприятной работы. А высокооплачиваемая работа зачастую рассматривается как не особенно полезная. И все же цель — не дожидаться с нетерпением конца рабочей недели. Совсем наоборот. Настало время, чтобы женщины, бедняки и пожилые получили шанс делать больше, а не меньше хорошей работы. Стабильная и осмысленная работа играет ключевую роль в
