В сущности, мало кто воспринимает результаты РКИ негативно. Традиционные экономисты говорят, что бедные должны лечиться от паразитов по собственной воле — исходя из понимания очевидных выгод и в силу врожденной человеческой рациональности. Но они заблуждаются. В статье в New Yorker, опубликованной несколько лет назад, Дюфло вспомнила хорошо известную шутку об экономисте, который видит на улице стодолларовую банкноту. Будучи разумным человеком, он не подбирает купюру, ведь она не может не быть фальшивкой.
Для рандомистов вроде Дюфло тротуары усыпаны такими стодолларовыми банкнотами.
Пришло время положить конец тому, что Дюфло называет большой тройкой помощи в целях развития, — идеологии, невежеству и инерции[8]. «Я могу предложить немного вариантов того, как начинать, — сказала она несколько лет назад в одном интервью. — Но у меня есть мнение, которое я всегда отстаиваю: человек должен оценивать явления. Я всегда рада результатам. Я пока что не видела такого результата, который мне бы не понравился»[337]. Многие желающие «творить добро» могут поучиться такому мироощущению. Дюфло — пример человека, который способен сочетать большие идеи с жаждой знания и быть идеалистом, не погрязая в идеологии.
И все же.
И все же помощь развитию, какой бы действенной она ни была, — всегда капля в море. На серьезные вопросы о том, какой должна быть структура демократии, в чем нуждается страна для процветания, нельзя ответить с помощью РКИ и, уж тем более, денег. Зациклиться на хитроумных исследованиях — значит забыть, что самые действенные меры против бедности принимаются в других звеньях экономической цепочки. По оценкам ОЭСР, бедные страны теряют из-за неуплаты налогов втрое больше, чем получают в виде иностранной помощи[338]. К примеру, борьба с офшорами потенциально может принести гораздо больше пользы, чем любые благонамеренные программы помощи.
Мы можем обратиться даже к большему масштабу. Вообразите, что есть некий единственный шаг, сделав который вы сможете излечить всяческую бедность повсюду, подняв каждого африканца над уровнем бедности по западным меркам и заодно положить несколько месячных зарплат и в наши с вами карманы. Просто представьте. Вы бы решились на эту меру? Нет. Конечно нет. В конце концов, она была вам доступна многие годы. Но этот самый лучший план так и не был воплощен.
Я говорю об открытии границ.
Не только для бананов, деривативов и айфонов, но для всех и каждого — для работников интеллектуального труда, для беженцев и для обычных людей, ищущих лучшей жизни.
Конечно, теперь мы все по горькому опыту знаем, что экономисты — не пророки (экономист Джон Кеннет Гэлбрейт однажды сострил, что единственное предназначение экономических прогнозов — спасти репутацию астрологии), но их взгляды на данный вопрос удивительно схожи. Четыре разных исследования показали, что в зависимости от уровня мобильности на глобальном рынке труда рост «валового всемирного продукта» может составить от 67 до 147 %[339]. То есть открытие границ сделает мир вдвое богаче.
Это привело одного исследователя из Университета Нью — Йорка к тому выводу, что сегодня мы «оставляем на тротуарах банкноты достоинством в триллион долларов»[340]. Экономист из Университета Висконсина подсчитал, что открытие границ повысит доход среднего ангольца примерно на $10 000 в год, а нигерийца — на $22 0003[341].
Так зачем обсуждать крохи — помощь развитию, стодолларовые купюры Дюфло, — когда вместо этого мы можем попросту распахнуть настежь ворота Страны изобилия? $65 000 000 000 000
Как план это звучит немного безумно. Но опять же, границы мира были все равно что открыты уже 100 лет назад. «Паспорта для того и устроены, чтобы мешать честным людям», — говорит детектив из романа Жюля Верна «Вокруг света в восемьдесят дней» (1874) британскому консулу в Суэце. «Вам известно, что формальность с визой необязательна и мы не требуем больше предъявления паспорта?»— говорит консул, когда главный герой, Филеас Фогг, просит поставить штамп.
Накануне Первой мировой войны границы существовали главным образом в виде линий на бумаге. Паспорта были редкостью, и страны, их все же выпустившие (вроде России и Османской империи), считались нецивилизованными. Кроме того, чудо технологий XIX в. — поезд — должно было стереть границы навсегда.
А затем разразилась война. Правительства позакрывали границы, чтобы не впускать шпионов и не выпускать всех тех, кто был нужен для ведения войны. На конференции 1920 г. в Париже международное сообщество пришло к первым в истории соглашениям об использовании паспортов. Сегодня любой, кто попытается повторить путешествие Филеаса Фогга, будет обязан получить десятки виз, пройти через сотни пропускных пунктов и бесчисленное количество раз подвергнуться обыску. В нашу эру «глобализации» лишь 3 % мирового населения живет за пределами страны своего рождения.
Как это ни странно, мир открыт нараспашку для всего — кроме людей. Товары, услуги и акции гуляют по миру вдоль и поперек. Сведения распространяются свободно, Wikipedia доступна на трехстах языках, а Агентство национальной безопасности США может запросто узнать, в какие игры играет Джон из Техаса на своем смартфоне.
Конечно, все еще осталось несколько торговых барьеров. Например, в Европе существует сбор за жевательную резинку (€1,20 за килограмм), а США облагает налогом ввоз живых козлов ($0,68 с головы)[342], но, если мы уберем эти препятствия, глобальная экономика
