истине. Наша политическая деятельность представляется частью эволюционного наследия, которое мы разделяем с нашими ближайшими родственниками. Если бы кто-то сказал мне это до того, как я начал работать в Арнеме, я отверг бы эту идею, посчитав ее слишком узкой аналогией. Но работа в Арнеме научила меня тому, что корни политики старше самого человечества. И неверно было бы обвинять меня в том, что я сознательно или бессознательно переношу человеческие схемы на поведение шимпанзе. Скорее уж верно обратное: мои знания поведения шимпанзе и опыт общения с ними заставили меня взглянуть на людей с другой точки зрения.
Если политику определить широко – как социальную манипуляцию, нацеленную на достижение и поддержание влиятельных позиций, – тогда каждый из нас участвует в политике. За пределами центральных и местных правительств мы сталкиваемся с этим феноменом в семье, школе, на работе и при встречах. Каждый день мы провоцируем конфликты или выступаем стороной в конфликтах других. У нас есть одновременно сторонники и соперники, и мы специально культивируем полезные связи. Но эти повседневные политические делишки не всегда признаются таковыми, поскольку люди – непревзойденные мастера скрывать свои истинные намерения. Например, политики любят порассуждать о своих идеалах и обещаниях, но при этом не желают раскрывать то, что лично стремятся к власти. Это не то чтобы упрек, поскольку в конечном счете все играют в одну и ту же игру. Я могу сказать даже больше: все мы обычно не осознаем то, что играем в эту игру, и не только скрываем свои мотивы от других, но и сами недооцениваем огромное влияние, которое они оказывают на наше собственное поведение. Тогда как шимпанзе гораздо более откровенны в своих «низких» мотивах. Их интерес к власти не больше, чем у людей; он просто более очевиден.
Почти пять веков назад Макиавелли описал политические манипуляции итальянских князей, пап и таких влиятельных семейств, как Медичи и Борджиа, в совершенно недвусмысленном свете. К сожалению, его блестящий реалистический анализ часто принимали за моральное оправдание таких практик. Одна из причин в том, что соперничество и конфликты он представлял в качестве конструктивного, а не негативного элемента. Макиавелли стал первым человеком, который отказался принижать или прикрывать властные мотивы. Это прегрешение против существовавшей коллективной лжи было принято без особого воодушевления. Его посчитали оскорблением, нанесенным человечеству.
Сравнение людей с шимпанзе тоже можно принять за оскорбление, а может, и за нечто похуже, поскольку человеческие мотивы в результате вроде бы становятся скотскими. И все же у шимпанзе властная политика не может быть однозначно «плохой» или «грязной». Она наделяет жизнь сообщества Арнема логической упорядоченностью и даже демократической структурой. Все партии стремятся приобрести социальное значение и продолжают свои действия, пока не будет достигнут временный баланс. Он определяет новые иерархические позиции. Изменчивые отношения достигают точки, в которой они «замораживаются» в более или менее фиксированной системе рангов. Когда мы видим, как эта формализация осуществляется во время примирений, мы понимаем, что иерархия – это
Рекорд зоопарка Арнема по рождаемости не побит до сих пор, и колония шимпанзе процветает, несмотря на смерти и отъезд некоторых особей. Здесь редкое зрелище – Тепел с новорожденным
Эпилог
Мой рассказ заканчивается 1979-м г., однако этологические наблюдения в Арнеме продолжались и позже, да и сами шимпанзе, конечно, не переставали заниматься своей политикой. Наиболее драматическое событие произошло в 1980 г., когда я еще был там, однако я решил не описывать его в первом издании «Политики у шимпанзе», чтобы не заканчивать книгу на мрачной ноте. Кроме того, в те времена у меня еще не было эмоциональной готовности проанализировать это шокирующее происшествие. Я оставил историю для второй моей книги, в которой она выступила напоминанием о том, как остро шимпанзе нуждаются в примирении.
Летом 1980 г. возросшая нетерпимость со стороны Никки, альфа-самца, привела к внезапному разрыву с Йеруном. Никки теперь вообще не позволял Йеруну совокупляться с самками в течке. После нескольких серьезных стычек между ними Йерун перестал поддерживать вожака. За одну ночь образовавшийся вакуум власти был заполнен Лёйтом. Никки снова каждый день валялся перед ним в пыли, так что Лёйт, став альфа-самцом, вернулся к своему прежнему величию. Это событие показало, насколько для Никки, чтобы оставаться на вершине, была важна поддержка Йеруна, как и то, как внимательно старый самец следил за своей частью сделки.
Лёйт пробыл альфа-самцом лишь десять недель. Союз Йеруна и Никки вернулся кровавой местью, которую два союзника осуществили однажды ночью, серьезно ранив Лёйта. Два агрессора не только откусили ему пальцы на руках и ногах, нанеся глубокие раны по всему телу, но и оторвали Лёйту яички, которые были найдены потом на полу клетки[17]. Лёйт умер на операционном столе из-за потери крови в драке, произошедшей в ночной клетке, где находились лишь три старших самца.
Сегодня колония Арнема такая же оживленная и многообразная, как и раньше. И в новых лицах несложно узнать некоторых старых героев. Например, мы видим Лёйта в Фонсе (слева) и Кром в Розье (справа). Сабра (на с. 257), дочь Спин, похожа на своего биологического брата Ваутера. Сабру воспитывала Джимми после смерти Спин в 1988 г. Сегодня у нее есть собственный детеныш – член быстро растущего третьего поколения обезьян
