на ум? О чем вы думали в эти несколько дней до казни?
Тед Банди (Ted): Очень трудно описать свои чувства, что я полностью контролирую себя и достиг согласия с самим собой. Момент за моментом все меняется. Иногда я чувствую себя очень спокойно, а в другой момент я не чувствую себя спокойным вообще. Все, что проходит в голову прямо сейчас, это то, что я должен использовать минуты и часы, которые я имею в запасе, настолько плодотворно, насколько возможно. Знание того, что это время мы используем продуктивно, помогает жить в такой момент истины. Прямо сейчас я чувствую себя спокойным, в значительной степени потому, что вы здесь вместе со мной.
JCD: Вы виновны в убийстве многих женщин и девушек…
Ted: Да, это так.
JCD: Как это происходило? Давайте вернемся в прошлое. Каковы были предпосылки вашего поведения? Семью, в которой вы выросли, можно считать нормальной. Над вами никто не надругался ни психологически, ни физически, ни сексуально.
Ted: Нет. И в этом часть трагичности всей ситуации. Я вырос в отличной семье. У меня были любящие и внимательные родители и еще четверо братьев и сестер. Мы, дети, были центром жизни родителей. Мы регулярно ходили в церковь. Мои родители не пили, не курили и не играли в азартные игры. В семье меня никто никого не бил и не издевался. Я не говорю, что все было идеально, но я вырос в крепкой христианской семье. Я надеюсь, что никто не попытается просто обвинить мою семью в том, что я стал таким – это было бы слишком простое объяснение. Но я знаю, что произошло на самом деле, и стараюсь рассказать об этом честно.
Мне было 12 или 13 лет, когда я начал сталкиваться с «легкой» порнографией в магазинах и аптеках. Мальчишки обычно рыщут по всяким закоулкам в поисках порноматериалов, которые выбрасывают люди. Время от времени нам попадались журналы пожестче – более откровенные и жестокие. Также попадались и детективные журналы. Я хочу это особо подчеркнуть, потому что самый разрушительный вид порнографии – я говорю из собственного горького опыта – этот тот, что включает в себя физическое насилие и сексуальное насилие. Сочетание этих двух составляющих – я знаю это, поверьте – приводит к поведению, которое и описать страшно.
JCD: Расскажите подробнее. Что происходило в вашем разуме в этот момент?
Ted: Перед тем, как двинуться дальше, я хочу убедиться, что люди верят в мои слова. Я не обвиняю порнографию. Я не говорю, что порнография заставила меня делать все это. Я полостью беру на себя ответственность за все, что сделал. Вопрос не в этом. Вопрос в том, как такого рода литература способствовала формированию моего поведения.
JCD: Она разжигала ваши фантазии.
Ted: Сначала она подпитывала мои мысли. Затем в определенный момент она помогла им вылиться в определенную форму, так что они практически стали отдельной реальностью внутри меня.
JCD: В своих фантазиях с печатными материалами, фотографиями и видео вы исчерпали возможности порнографии, а затем у вас появилось желание перейти к физическим действиям?
Ted: Как только вы пристрастились, а я смотрю на порнографию, как на пристрастие, то постоянно ищете более откровенных, более возбуждающих материалов. Как в любой зависимости, вам хочется чего-то более сильного, что давало бы вам больше удовлетворения. Но придет момент, когда вы исчерпаете возможности порнографии. Тогда вы начинаете думать о том, что, сделав это в реальности, вы получите гораздо больше ощущений, чем при чтении или просмотре.
JCD: Как долго вы стояли у этой черты, прежде чем действительно начали насиловать?
Ted: Пару лет. Я не мог преодолеть сильный внутренний запрет на преступное поведение, который был заложен мне в семье, в церкви и в школе.
Я знал, что неправильно даже думать об этом, не говоря уже о том, чтобы сделать. Я стоял на краю, и последние ниточки, сдерживающие меня, постоянно натягивались под давлением моих фантазий, постоянно питаемых порнографией.
JCD: Вы помните, что все же толкнуло вас к действиям? Вы помните свое решение пойти и сделать это? Вы помните, как решили забыть про осторожность?
Ted: Это очень сложно описать. Было такое чувство, что я достиг предела и больше не могу контролировать свои желания. Границ, которым я был научен в детском возрасте, оказалось недостаточно, чтобы удержать меня от насилия.
JCD: Правильно ли будет назвать это состояние сексуальным неистовством?
Ted: Можно назвать это понуждением, аккумуляцией разрушительной энергии. Я также не упомянул о роли алкоголя. В сочетании с пристрастием к порнографии алкоголь снимал во мне внутренние запреты, а порнография разрушала их дальше, подобно эрозии.
JCD: После совершения первого убийства каково было ваше эмоциональное состояние? Что происходило в последующие дни?
Ted: Прошло много лет, но мне все еще трудно говорить об этом. Сказать, что мне тяжело вспоминать, значит не сказать ничего, но я хочу, чтобы вы поняли, что происходило. Я, как будто выходил из какого-то страшного транса или сна. Это можно сравнить только с одержимостью чем-то ужасным, когда, проснувшись на следующее утро и вспоминая о произошедшем, ты понимаешь, что в глазах закона и тем более в глазах Бога ты виновен. Я проснулся и был просто в ужасе от того, что сделал в здравом уме при всех своих моральных устоях и этических принципах.
