мизерных количествах содержащегося в промышленных отходах, при помощи бактерий. Британские исследователи работают сейчас над технологией внедрения микроорганизмов с нанесенными на них частицами палладия в топливные элементы в качестве биокатализатора.
Запасы и цены
Яростным противником современных мальтузианцев, уверенных в неминуемом истощении природных ресурсов, был американский экономист Джулиан Саймон, ушедший из жизни в 1998 г. Он утверждал, что мы не можем точно знать, сколько запасов того или иного сырья хранится в недрах, поскольку при помощи новых технологий осваиваются все новые месторождения. Кроме того, он настаивал на «почти безграничной» способности человека при помощи инноваций преодолевать кризисы, вызываемые дефицитом сырья[80]. Необязательно разделять оптимизм Саймона, основывающегося на уверенности в невозможности долгосрочного дефицита ресурсов в будущем. Но главный его тезис, заключающийся в том, что изобретательский гений человека в сочетании с правильной ценовой политикой в пору дефицита всегда придумает, как решить проблему нехватки ресурсов, имеет историческое обоснование. Разумеется, Саймон не отрицает, что запасы некоторых конкретных видов сырья ограничены, даже если будут открыты новые месторождения. Но, если запасы железной руды, золота, меди, платины и т. д. когда-нибудь и подойдут к концу, нам пока неизвестен потенциал природных ресурсов в будущем. Поскольку силы природы (ветер, солнечная энергия, сила воды) и природные вещества (железная руда, медь, хлопок и т. д.) обретают ценность только в результате технологической обработки. Они становятся ресурсами, только если мы в состоянии их использовать, а до этого остаются частью мира природы. Для древних египтян нефть Аравийского полуострова не представляла никакой ценности. Уголь стал ценным сырьем лишь с появлением паровой машины и современных способов переработки руды, солнце превратилось в источник электричества только с изобретением фотогальваники. Поэтому стремительное развитие науки и техники расширяет и возможности преобразования природного потенциала в источник благосостояния.
Знаменитым стало пари Саймона с ученым Полом Эрлихом, который получил известность благодаря своим невероятно мрачным пророчествам. Как следствие тотального дефицита, вызванного «взрывным ростом населения», Эрлих предсказывал голод и катастрофы. Его книга 1968 г. «Демографическая бомба» оказала сильное влияние на дебаты о неминуемом ресурсном кризисе, которые четыре года спустя были подытожены в докладе Римского клуба «Пределы роста». Саймон предложил Эрлиху выбрать пять металлов в любом количестве общей стоимостью 1000 долларов, запасы которых, по мнению энтомолога, в обозримом будущем будут исчерпаны, что резко повысит на них цену. Эрлих остановился на хроме, меди, никеле, цинке и вольфраме. Пари было заключено на 10 лет. Через 10 лет, в сентябре 1990 г., цена на эти металлы с учетом инфляции упала, и Эрлиху пришлось выплатить Саймону разницу — 576,07 доллара. Цена на цинк и вольфрам упала более чем вдвое. Эрлих проиграл бы и в том случае, если бы его выбор пал на бензин, сахар, кофе, хлопок, шерсть или фосфаты: все они с учетом инфляции подешевели, хотя за 10 лет мировое население увеличилось на рекордные 800 млн человек. Другие пессимистические прогнозы Эрлиха также не подтвердились. Однако аналогичное пари лесоводу Дэвиду Сауту, касающееся цен на древесину, Саймон проиграл[81].
Конечно, на основании данных, полученных за 10 лет, нельзя делать долгосрочные прогнозы. Но Саймону удалось показать, что с учетом инфляции цены на сырье длительный период времени оставались приблизительно на одном уровне или даже падали. Временное резкое повышение цен компенсировалось освоением новых месторождений, внедрением более эффективных технологий и переходом на альтернативное сырье. Вопреки тому, что вроде бы говорит нам здравый смысл, цены на сырье с учетом инфляции с начала промышленной эры существенно понизились. Если за точку отсчета взять взвешенный индекс цен на промышленное сырье 2001 г., то в первую волну индустриализации (1850-е гг.) цены на него были в 6 раз выше. Абсолютной высоты цены на сырье достигли в конце Первой мировой войны, а к началу Второй резко упали. Невероятная ресурсоемкость военной промышленности и восстановительный послевоенный период повысили цены, а с 1960 по 2001 г. они зигзагообразно упали до невиданного уровня[82]. По подсчетам Продовольственной и сельскохозяйственной организации Объединенных Наций (ФАО), цены на продовольствие сегодня значительно ниже, чем в 1960–1970-е гг., несмотря на подорожание 2008–2012 гг. Если уровень 2002 г. взять за 100, то в 1960 г. цены на продовольственные продукты находились на отметке 250, к середине 1970-х гг. достигли рекордного показателя 350 и с тех пор неуклонно понижались. Лишь с началом нового тысячелетия они снова начали повышаться[83].
Есть все основания полагать, что вступление многонаселенных развивающихся стран в фазу индустриализации и массового потребления радикально меняет соотношение между спросом и предложением на рынках сырья. В качестве доказательства можно принять тот факт, что с 2001 по 2011 г. цены на сырье с учетом инфляции выросли почти на 150 %. Это указывает на то, что началась новая фаза роста мировой экономики, в ходе которой спрос на разного рода ресурсы растет быстрее, чем предложение. В этом отношении можно прогнозировать тенденцию роста цен на сырье. Но и в будущем взвинчивание цен на дефицитные ресурсы будет вызывать ответные меры. Повышение цен стимулирует поиски альтернативных методов и материалов. Появляются новые, более эффективные технологии, позволяющие заменять сырье. Известный пример — переход от медных проводов к кабелям на базе оптических волокон. Кроме того, цены на сырье очень зависят от конъюнктуры, эффект, дополнительно усиливаемый спекулятивной сертификацией сырья и
