Архитектура и градостроительство всегда относились к космополитической сфере. Еще в античности строители и ремесленники путешествовали из страны в страну, а в начале Нового времени европейские города вели интенсивный экономический и культурный обмен. Сегодня города всего мира связаны друг с другом. Они одновременно конкуренты и партнеры, когда речь заходит о привлечении инвестиций и талантов со всего мира. И даже если городская реальность Старой Европы во многом отличается от реальности Азии и Латинской Америки, городам разных континентов есть чему друг у друга поучиться. Вместе с тем города — самостоятельный политический субъект на глобальной арене. В самое крупное международное объединение городов «Муниципалитеты за устойчивость» (Local Governments for Sustainability, ICLEI) входят более 1200 членов из 70 стран. Объединение представляют около 570 млн городских жителей. ICLEI предлагает консультации, тренинги и информационный обмен по всем вопросам устойчивого развития городов, поддерживает совместные проекты своих членов и на международных правительственных встречах объединяет отдельные голоса городов в слаженный хор[254]. С учетом беспомощности международной климатической политики коммунам выпадает особо важная роль. Это показала, в частности, юбилейная конференция «Рио плюс 20» в начале 2012 г. Пока правительственные делегации утопали в бесплодных обсуждениях компромиссных формулировок, параллельно проходила Глобальная конференция ратуш (Global Town Hall Meeting), собравшая более 5000 делегатов от городов. Докладчики рассказывали о конкретных проектах и далекоидущих планах. Большинство городов опережает климатическую политику своих государств.
Зеленый, городской
Города Земли заново обретают себя. Они лидируют в деле понижения уровня выбросов парниковых газов, переходят на возобновляемые источники энергии, модернизируют системы общественного транспорта и возвращаются к древнейшему принципу устройства города — с короткими расстояниями, в котором перемешаны жилые дома, предприятия, магазины, школы, детские сады, культурные и медицинские учреждения, административные здания, площади, рестораны, парки. Принятая на Международном конгрессе 1933 г. «Афинская хартия» Ле Корбюзье, кажется, наконец-то перекочевала в музей архитектуры — это самая неудачная градостроительная доктрина Модерна. Преследуя цель гуманизации городов, после Второй мировой войны она превратилась в программы по их разрушению. Центральной идеей хартии явилось функционально-пространственное разделение рабочего, жилого, торгового и культурного секторов. В итоге возникли широкие транспортные трассы, перерезавшие городское пространство, по которым мимо монотонных жилых кварталов, вбитых в ландшафты промышленных районов и стерильных центров циркулировали огромные массы людей. Разрушения, причиненные Второй мировой войной старой, плотно застроенной Германии, предоставили сторонникам доктрины функционально расчлененного города идеальное поле деятельности для завершения разрушительного процесса.
Энергетическая база также сказывается на городской инфраструктуре. В этом смысле план широко простирающегося, разуплотненного и рассчитанного на автомобили города в точности соответствует эпохе якобы вечно доступной и дешевой нефти. Электричество, производимое на гигантских угольных ТЭС, позволило вести энергоемкий образ жизни, превратив в крупных городах ночь в день. Электрические лифты, освещение, климатизация дали возможность строить высотные дома. Сначала появились средства общественного транспорта, приводимые в движение электричеством, — трамваи, метро, электрички, время их расцвета пришлось на 1920–1930-е гг. В 1950-е гг. настал черед автомобиля. Дешевая нефть стала тем смазочным материалом автомобильной революции, который самым драматическим образом изменил городское пространство. Частный автомобиль способствовал субурбанизации, разрастанию пригородов в чистом поле, что создало дополнительные транспортные потоки. Тем самым увеличивается время, которое человек проводит в дороге, уплотняются пробки, в общественном пространстве начинает доминировать автомобильное движение. То, что задумывалось как повышение качества жизни, обернулось потерей. Пространственное разделение жизненных сфер разрушает специфику города, возникающую только вследствие функционального смешения, существования шумных кварталов и оживленных пешеходами публичных мест. Возникшие в 1960–1970-е гг. спальные районы — бетонный реликт подобного антиурбанистического мышления. Это касается и не менее стерильных районов с домами на одну семью, куда бежали средние слои, не говоря уже о пустынных промышленных территориях на городских окраинах.
Предстоящее качественное изменение города, который будет эффективно расходовать ресурсы и получать энергию из возобновляемых источников, в очередной раз изменит его структуру[255]. Город будущего более компактен; в нем снова будет соединено то, что с функциональной точки зрения составляет один комплекс; снова повысится значимость публичного пространства; транспортная система такого города будет представлять собой тесно переплетенную сеть, включающую в себя общественный транспорт, электромобили и велосипеды. Наиболее энергоемкие формы жилья, например столь популярный прежде дом на одну семью, постепенно исчезнут. Энергоснабжение станет децентрализованным, объединив множество солнечных батарей, блочные тепловые электростанции и расположенные на крышах ветрогенераторы в одну внутреннюю сеть, связанную с общеевропейской сетью регенеративного электричества.
Говоря об экологизации города, мы не имеем в виду его превращение в деревню. Как раз наоборот, экологическая организация города усиливает его урбанистический характер. Зеленые города очень привлекательны: компактный город, где соседствуют жилые дома, офисные здания, школы, детские сады,
