«Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине

расходился, и меня поразило, что речь зашла почему-то о Пушкине, причем чувствовалось, что всех объединяют какие-то связанные с поэтом глубоко личные воспоминания.

* * *

Совсем недавно, месяцев девять назад, я получил от моего друга, поэта Б. А. Шмидта, подарок: он поделился со мною куском воспетой Пушкиным, погибшей в 1965 году, в Тригорском, Ели-шатра. На нем его рукою надпись: «А. И. Гессену, к его 90-й весне. Ель-шатер. Апрель 1968».

Мне вспомнилась эта виденная мною много лет назад могучая ель – символ пережитых Пушкиным в Тригорском радостей. Ей он посвятил изумительные по яркости и поэтической фантазии стихи:

Но там и я свой след оставил,
Там, ветру в дар, на темну ель
Повесил звонкую свирель…

Эта драгоценнейшая реликвия украшает мой рабочий стол. Работая, я иногда беру ее в руки, мне кажется, она насыщена ароматом михайловских и тригорских рощ и вся пронизана звуками пушкинской звонкой свирели.

* * *

Я рассказал, как я стал в мои предельно поздние годы писателем, как пришел к моим книгам о Пушкине и его спутниках, декабристах. И невольно вспоминаю прочитанную в детстве автобиографическую повесть датского сказочника Андерсена. Он предпослал ей строки: «Я рассказал здесь сказку моей жизни, рассказал ее искренно и чистосердечно, как бы в кругу близких людей».

Жизнь человека часто в самом деле складывается чудеснее и фантастичнее любой сказки. Мне кажется, что, вступив только что в мое десятое десятилетие, вспоминая и снова переживая мои былые яркие страницы, все виденное и слышанное в двадцати трех странах мира, встречи мои с выдающимися людьми двух эпох, и я рассказываю здесь сказку моей жизни. Сказку о моем путешествии из далекого прошлого полукрепостнической России последней четверти ушедшего века в настоящий день нашей великой Родины, где самые дерзкие мечты человечества становятся былью. И часто удивляюсь: как много может вместить в себя жизнь одного человека.

Мне хочется сказать, заканчивая, что изо дня в день целеустремленный труд, всегда радостная работа с книгой и над книгой, ежедневное общение с Пушкиным и его творчеством, непреодолимое желание щедро отдавать людям все накопленное не дают мне стареть, сохраняют молодость души и сердца. И в осень жизни, которая может быть так же прекрасна, как и осень в природе, все это является неиссякаемым источником оптимизма, воли к жизни, больших радостей и подлинного счастья…

«Бронзовый» Пушкин[26]

Шестьдесят три года тому назад в столетнюю годовщину со дня рождения А. С. Пушкина в царскосельском лицейском садике заложен был и через полтора года в погожий осенний день открыт памятник А. С. Пушкину.

Я только что переехал тогда из глубокой провинции в Петербург, поступил в университет и начал работать в газете «Россия», которую возглавляли два крупнейших фельетониста того времени – В. М. Дорошевич и А. В. Амфитеатров.

Мне предложили поехать в Царское Село и дать в газету отчет об открытии памятника. Приехал я рано, возле памятника было еще совсем немного людей. Автор памятника, скульптор Роберт Романович Бах был уже здесь. Он сидел поодаль и, видимо волновался: сумел ли он отразить в облике поэта те чудесные мгновения первых творческих восторгов, о которых говорили высеченные на монументе пушкинские строки:

Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.

Памятник открыли в скромной и совсем не торжественной обстановке. Были еще живы дети поэта, но приехал лишь старший сын Александр Александрович. Ждали президента Российской академии наук, великого князя Константина Константиновича, но он не приехал.

Из литераторов присутствовали лишь историк литературы С. А. Венгеров, критик А. М. Скабичевский и живший в Царском Селе поэт И. Ф. Анненский.

Открыл торжество старейший лицеист Л. Ф. Кабенко, впоследствии директор Петербургской публичной библиотеки.

Скрывавшая Пушкина пелена спала. Сейчас царскосельский памятник широко известен, но в этот день мы впервые увидели прекрасное создание Баха.

Вскоре после открытия царскосельского памятника мне пришлось присутствовать на одном из заседаний Русского географического общества. После заседания мы разговорились со знаменитым путешественником Петром Петровичем Семеновым-Тян-Шанским. Речь зашла о Пушкине. Оказалось, что Семенов-Тян-Шанский десятилетним мальчиком стоял у гроба поэта, был знаком со всеми детьми Пушкина и рассказывал о том, как 6 июня 1880 года присутствовал вместе с ними на открытии московского памятника поэту. Он был знаком с автором памятника А. М. Опекушиным и передавал интересные подробности о том, как создавался памятник.

Памятник этот должен был поставлен в Петербурге, но когда на сооружение его уже были собраны по подписке, по рублям и копейкам 106 575 рублей, выяснилось, что «…в Петербурге, уже богатом памятниками царственных особ и знаменитых полководцев, мало надежды найти достойное поэта и достаточно открытое место для памятника Пушкину…». Так доложил на заседании комитета по сооружению памятника его председатель академик Я. К. Грот.

В Петербурге не нашлось места для памятника национальному поэту России! И тогда решено было поставить его в Москве, куда Пушкин всегда уезжал, когда ему невыносимо и душно становилось в пышном и холодном Петербурге. Забегая вперед, скажу, что лишь в советском Ленинграде