– Угу. В отличие от тебя. – Я выгибаю бровь, она в ответ закусывает губу. И я признаюсь себе, что тоже хочу так сделать. И я сейчас имею в виду не свою губу, уж точно.
Охренеть – чуть не вырывается у меня, когда я, наконец, замечаю, во что она переоделась, когда она оказывается в опасной близости со мной на полу, предпринимая еще одну попытку забрать свой ежедневник. Обтягивающий топ с V-образным вырезом и домашние брюки, низко сидящие на бедрах. Казалось бы, ничего такого. Возможно. Для других. Для такой фигуры – это просто огонь, который спалит меня сегодня к чертям собачьим.
Наши глаза снова встречаются, успеваю заметить легкую самодовольную ухмылку на ее губах, которая быстро исчезает. Но глаза продолжают игриво блестеть. Определенно, она уловила, какой эффект произвела на меня. Я отдаю ей ежедневник, который она тут же прижимает к груди, закрывая мне обзор.
Надеюсь, мой стояк не настолько очевиден, как ее умопомрачительные формы, угадываемые под простейшей домашней одеждой, что оказывается самым соблазнительным и невероятным зрелищем всей моей жизни. Это тебе не вычурная сексуальность всех моих одноразовых подружек, когда товар лицом. Это совсем другое.
Ее руки обхватывают маленькую книженцию, в то время, как глаза блуждают по комнате, пока я бессовестно ее разглядываю. Улыбка слегка касается уголка ее губ. Она все понимает. Мы играем в какую-то игру. Я раздеваю ее глазами, а она позволяет мне это. Сдается мне, что это все, что нам светит. Тем не менее, напряжение настолько велико, что стоит зажечь спичку, как все вспыхнет. Поэтому мы не будем ничего зажигать. Ни в каком гребаном смысле.
Мы оба замираем, как нашкодившие котята, когда слышится тихий стук в дверь и голос Джекки.
– Эви, ты спишь? Открой дверь.
Поднимаю брови и склоняю голову на бок, ожидая следующего гениального плана этой маленькой врунишки. Хотя ничего гениальнее, чем спрятать меня в своей спальне, уже не придумать. Ну а вдруг она еще способна меня удивить?
На мгновение она колеблется, но остается на месте, напротив меня на полу. А потом удивляет меня. Показав мне язык, она отвечает спокойным голосом:
– Извини, я уже легла. Мне рано вставать завтра.
– Хотела сказать, что выставка у меня в кармане. Спокойной ночи.
– Поздравляю. И спокойной ночи.
Она ухмыляется, довольная собой.
– Что, думал, я снова буду паниковать, запихивая тебя в шкаф, к примеру? – шепчет она.
– Надеялся на это. – шучу я, улыбаясь. – Ты делаешь успехи.
– Спасибо.
– Здесь нечем гордиться, Эвелина. Ты самая настоящая лгунья.
– Заткнись. – Она закатывает глаза. – Пленным слова не давали. Если еще актуально.
Она мне нравится, черт возьми! Я тихо смеюсь, облокачиваясь на мягкую постель одной рукой. Она такая настоящая. То смеется, как неудержимая, то вытворяет невообразимые вещи, теперь язвит. В ней не просто есть что-то, что меня влечет, в ней много всего. И я хочу все это.
Внезапно ловлю себя на мысли, что хочу пососать ее пальцы, когда она поправляет ими свои волосы. Точно так же, как хотел укусить ее язычок, который она мне показала, сжать в руках коленку, когда та случайно оголилась. Все эти дурацкие мысли возникали в моей голове на протяжении всего времени моего нахождения рядом с ней, и только сейчас я признаюсь себе в этом.
Мне надо будет выпустить пар, как только я окажусь за пределами этой квартиры. Иначе, я вернусь, и тогда я за себя не отвечаю. Твою ж мать. Это наваждение должно пройти. Просто обязано пройти.
– Так зачем тебе эта книжечка? – Я предпринимаю попытку переключить нас обоих с этой сексуальной волны, на которую мы нечаянно попали. - В ней должно быть что-то жизненно важное, раз я прошел через все эти испытания, чтобы ты получила ее в итоге. Тебе не поздоровится, если это не так. – Она хихикает и перемещается на кровать.
– Ты прав. Это было жизненно важным для меня. – задумчиво говорит она, глядя на ежедневник. – Там вопросы к тесту по социологии, который завтра.
– Было?
– Уже не важно. Я все равно не успею к нему подготовиться. Да я уже и не хочу.
– Серьезно? А если ты его провалишь? – дразню я, сгущая краски своей драматичной интонацией.
– Мне все равно. – хихикает она.
– Слушай, ты портишься на глазах.
– Это все ты виноват.
– Я?
