ним были между оврагами, гнали нескольких быков, и неожиданно, даже не знаю, почему, моя лошадь ужасно заржала, встала на дыбы и опрокинулась на спину вместе со мной. Едва я спрыгнул, чтобы не стать кровавым месивом, как взревел и пошел на меня старый крупный бык.
Деревьев поблизости не было, лишь кусты, и я потянулся за револьвером, но курок зацепился за пояс, и вытащить оружие никак не получалось. Когда бешеный бык был от меня едва ли в десяти прыжках, его заарканил Джо Ричардс, после чего жеребец-малолеток под ним стал заваливаться. Джо пытался вывернуться в падении, но угодил шпорой под заднюю подпругу, и через мгновение бык воткнул в него рога. Страшное зрелище.
Мне все же удалось достать револьвер и застрелить быка, но Джо не выжил. Тело было жутко растерзано. Мы похоронили его там же, на месте гибели, и поставили деревянный крест, а Джон Элстон своим ножом Боуи[58] вырезал имя и дату смерти.
После этого ребята бросили шутить про ходячее несчастье. Со мной почти прекратили разговаривать, и я замкнулся в себе, хотя, бог свидетель, никакой вины за собой не чувствую.
Мы прибыли в Додж-Сити и продали быков. А вчера ночью мне приснилась Джезебел – я видел ее так же ясно, как вижу сейчас револьвер на бедре. Она улыбнулась, будто сам дьявол, и что-то произнесла, а потом указала на меня, и я вроде бы понял, что это значит.
Билл, мы с тобой больше не увидимся. Я покойник. Как именно умру – не знаю, но до рассвета вряд ли протяну. Так что пишу тебе письмо, чтобы рассказать о том, что со мной стало, и о том, что я был дурак дураком, – впрочем, человек, похоже, обречен блуждать в потемках, и никаких изведанных путей не существует.
Но кто бы ко мне ни явился, я буду стоять во весь рост и с револьвером в руке. Ни перед кем из живых я не склонялся, не сделаю этого и перед мертвыми. Кто бы ни пришел, я готов к бою. Низ кобуры привязан к ноге, револьвер чищу и смазываю каждый день. Временами кажется, Билл, что я схожу с ума, но это, как и сон, наверняка из-за слишком частых мыслей о Джезебел. Знаешь, я ведь пустил на тряпки твою старую рубашку – помнишь, ты на прошлое Рождество купил в Сан-Антонио рубашку в черно-белую клетку? – и когда я чищу этими тряпками револьвер, порой мерещится, что они не черно-белые. Они выглядят красно-зелеными, в точности как то платье, что было на Джезебел, когда я убил ее.
Твой брат
Джим.
Показания Джона Элстона,
4 ноября 1877 года
Мое имя – Джон Элстон. Я старший над ковбоями на ранчо мистера Дж. Дж. Коннолли – это в округе Гонзалес, штат Техас. Я руководил перегоном, на который нанялся Джим Гордон. Мы проживали с ним в одном гостиничном номере. Утром третьего ноября он был не в духе и почти не говорил. Никуда идти со мной не захотел, сказал, что собирается писать письмо.
Мы не виделись до самого вечера. Я зашел в номер что-то забрать, а он как раз чистил свой «кольт» сорок пятого калибра. Я рассмеялся и пошутил: уж не Бэт ли Мастерсон[59] нагнал на него страху? – а он сказал: «Джон, не человек меня пугает, но я постараюсь застрелить эту тварь». Я спросил со смехом, кого он боится, и Джим ответил: «Квартеронку, которая мертва уже четыре месяца». Стало ясно, что он пьян, и я ушел. Который был час, не знаю, но уже стемнело.
Живым я его больше не видел. Около полуночи, когда я проходил мимо салуна «Великий вождь», раздался выстрел, и в салун побежала толпа народа. Кто-то сказал: «Человека убили». Я двинулся за остальными и прошел в заднюю часть салуна. На выходе поперек дверного проема лежал мужчина: ноги снаружи, тело внутри. Весь в крови, но по телосложению и одежде я узнал Джима Гордона. Он был мертв. Я не видел, как его убили, и знаю об этом только то, что уже сказал.
Показания Майка О’Доннелла
Мое имя – Майкл Джозеф О’Доннелл. Работаю по ночам барменом в салуне «Великий вождь». Незадолго до полуночи я увидел, что возле салуна стоят Сэм Граймс и какой-то ковбой. Они, похоже, спорили. Потом ковбой вошел в салун и выпил порцию виски. Он не прятал револьвер и потому привлекал внимание, ведь оружие никто напоказ не выставляет, к тому же бросался в глаза его нервный и бледный вид. Он казался пьяным, но думаю, все же был трезв. Я таких, как он, еще никогда не видел.
Долго наблюдать я за ним не мог, потому что навалилась работа за стойкой. Наверно, он прошел в заднюю комнату. Около полуночи там раздался выстрел, потом выбежал Том Эллисон и крикнул, что убит человек. Возле тела я был первым. Оно лежало в дверях и было наполовину на улице. По оружейному ремню и мексиканской кобуре с тиснением я понял, что это и есть тот ковбой, который привлек мое внимание чуть раньше. От кисти его правой
