дарагой, гамарджоба».
В Англии наши артисты нашли в Гайд-парке сумочку и отдали её полицейскому. Тот сказал: «Зачем вы это взяли? Кто-то теперь будет это искать».
Гид, рассказывая о казни, показала на шею и сказала: «Ему отрубили это».
Там же, в Англии, в 1988 году, когда мы ездили в автобусе с нашей группой, один из туристов достал фотографию внучки, поднял над собой и сказал: «Пусть она тоже смотрит на Англию!»
По радио в 50-х годах передали: «Из тёмного леса вылезла тёмная, страшная, старая Гага-еба».
Если у них всё так плохо, а у нас всё так хорошо, то почему же у них всё так хорошо, а у нас всё так плохо?
Чем больше имеешь – тем хуже живёшь!
По знакомству ещё хуже, чем без знакомств. А без знакомств вообще никак нельзя.
Шпана подходит во дворе к владельцу машины: «Дядя, или плати сто рублей, или мы тебе на машине нацарапаем „Слава КПСС!”»
В город привезли и поставили памятник Ленину. По дороге отбили голову. Прислали с завода другую, и теперь одна кепка у Ленина в руке, а другая – на голове.
Я ему привёз лекарство из Ташкента. Позвонил, хотел отдать. Он сказал, что пришлёт шофёра. Я объяснил: такая- то улица, дом такой-то, подъезд около булочной, пятый этаж, 206-я квартира. Через час, когда я уже забыл о лекарстве, раздаётся звонок в дверь.
Парень спросил:
– Около Булачный здесь живёт?
– Кто-кто?
– Около Булачный.
Я задумался и сообразил:
– Может быть, около булочной?
Он посмотрел в записку и спросил:
– Точно, а около булочной здесь живёт?
Один японец сказал мне: «Если бы вы нам отдали Курилы, мы бы вам построили коммунизм».
Один ребёнок логично спросил: «Как же Иван-царевич может жить с лягушкой? Ведь он же её раздавит».
Гафт только поступил в «Современник» и не знал, что на гастролях с Валентином Никулиным никого не селят. А его, Гафта, поселили. Валентин Иосифович ложился спать в 22.00, причём трезвый. Никулин приходит в три ночи пьяный и начинает буянить. На третью ночь, когда Никулин пришёл снова в три, во тьме Гафт строго сказал:
– Не включай свет и ложись.
Тот ответил:
– Яволь.
И начал греметь.
Гафт психанул, вскочил, уложил Никулина на постель и закрыл ещё сверху подушкой. Утром Гафт просыпается, а на соседней кровати лежит совершенно незнакомый пьяный немец.
На гастролях в провинции, в деревне, есть было нечего. Игорь постучал в первую попавшуюся избу. Вышел мужик в рванье, валенках, ушанке и с сигаретой в зубах.
– Отец, – сказал Игорь, – на тебе три рубля, дай молока и хлеба.
«Отец» сказал:
– Хлеба сегодня не завезли, а молоко самим нужно для детишек.
Игорь говорит:
– Хозяин, мы сюда на гастроли приехали, есть нечего, помоги, хозяин.
«Хозяин» сплюнул, матюгнулся и сказал:
– Я те не хозяин, а хозяйка.
В Колонном зале я часто на концертах встречал балалаечника, который так интересно в оркестре играл на балалайке, что я всё время ходил смотреть на него. Он подпрыгивал, приседал, поднимал и опускал балалайку, при этом играл виртуозно.
Приехав с гастролей в Америке, я ему сказал при встрече, что вспоминал его даже в Америке.
Балалаечник сказал: «Спасибо, хорошо, что я хоть таким образом побывал в Америке».
