— Ну насмешил, Авдей Гордеевич, — покачав головой, задорно произнес Сомов. — Нешто ты первый день боярина знаешь? Да он наперед все видит. Иль не говорил он тебе, чтобы ты еще в зиму перебирался во Псков? И не зазывал тебя весной? Не сказывал, что швед припожалует?
— Было такое, — вынужден был признать купец.
— Ну так и то, что трудность может приключиться на шлюзах, ему так же ведомо, — пожав плечами, произнес Захар. — Не переживай, Авдей Гордеевич, чай тут полный взвод лешаков, да при четырех картечницах. Так что обороним, не сомневайся.
— Захар Ильич, — окликнул взводного один из его бойцов на идущем следом за пароходом дощанике, указывая на правый берег Шелони.
Вообще-то, вот так взглянешь на паренька, коему едва двадцать минуло, и не особо рассмотришь в нем матерого бойца, способного в одиночку выступить против нескольких противников. Обычный парень, даже особой статью не отличается и одет не на манер солдат боярина Карпова, а в обычный, изрядно поношенный кафтан. Разве только походка и движения у него легкие, гибкие и эдакие вальяжные. Ну очень походит на уверенного в себе котяру.
— Ага, вижу Саня, — вскидывая к глазам подзорную трубу, ответил взводный.
Хм. Вообще-то, вот такая труба, больших денег стоит. Хотя и не сказать что отличается большим приближением. Так. Серединка на половинку. А уж с морской трубой так и вовсе не сравнить. Но товар это редкий, большого труда и мастерства требующий, а потому считай по весу серебра идет. Но Карпов не скупится на снаряжение своих воев.
Опять же, трубы те недавно начали ладить на одной из его мануфактур. И как все у боярина, ему их изготовление обходится считай в копейки, а прибыток же в рубли выливается.
При мысли об этом, Ерохин невольно крякнул. Потом смущенно огладил бороду, кинув взгляд на Сомова, не приметил ли тот чего. Угу. Кто о чем, а вшивый о бане. Ну вот не получалось у Авдея Гордеевича не позавидовать молодому и хваткому боярину. Даже несмотря на то, что едва ноги унес из практически захваченного города, выгоду Ивана Архиповича все же прикинул. Хотя… Чему дивиться-то, при таких-то больших потерях.
Купец так же посмотрел в указанную сторону. На берегу собралось порядка полутора десятков человек. Да отошла лодка в которой находились четверо. Подробностей особо не рассмотреть. Но вообще-то странно. Признаться, Ерохин не верил в то, что будут беженцы. Но как видно, Карпов все же и тут разбирался куда лучше.
— Саня, давай отправляй своих, — приказал сержант.
— Слушаюсь, — тут же ответил десятник.
Свесился с борта, бросая взгляд назад, выставил один палец и тут же от дощаника отвалила большая берестяная лодка. Несмотря на то, что там было только два гребца, каноэ стремительно полетело вперед, и вскоре оставило небольшой караван позади. Лихо подошло к правому берегу, приняло на борт всех столпившихся и отчалило, направляясь к первому дощанику.
Вслед за каноэ подошла и лодка в которой сидел мужик, средних лет, по всему видеть его женка с младенцем на руках, подросток и девчушка. На дне узлы с вещами. Не иначе как семья. Деток же, что меж старшими и младшим, Господь прибрал. Таким никого не удивишь.
Перебираться на дощаник крестьянин не стал. Просто прицепился сбоку и на том успокоился. По всему видать этот из кабальных. Вольный вот так, не сорвался бы с места. Дом и земельный надел, они крепче любых якорей держат.
Не успела разгрузиться первая партия, как второе каноэ умчалось к левому берегу. Двигавшийся впереди десяток делал свое дело, оповещая крестьян о возможности эвакуации. Правда, людей к реке выходило не так чтобы и много. Да и те в основе своей были молодые. В лучшем случае для догляда за ними отправляли одного из взрослых мужиков или баб.
Угу. Поди расскажи крестьянину, что нужно бросать все и уходить с насиженных мест. Подумаешь швед. Они чай не бояре, не дворяне и не купцы. Пахать землицу при любом хозяине надо. А новгородский он там, московский или швед, то без разницы. Все одно кому оброком кланяться и кому, разница не велика.
Впрочем, боярин Карпов это дело предусмотрел. Поэтому в инструкциях лешакам говорилось о том, чтобы они предлагали если не самим родителям подаваться на чужбину, то отправлять детей. Эдак получится, что и свое подворье с земельным клином не бесхозные, и случись, детки уж обживутся на новом месте.
Оно конечно слова одни голые. Кто же станет так-то стараться, чтобы народ обустроить. Но с другой стороны, слово боярина Карпова крепкое. И о том ведают не только во Пскове, или Новгороде, но и далеко окрест. Вот только, тех кто поверил бы в такое все же было мало. А потому и ручеек беженцев был весьма и весьма скуден.
— Ну что, ребятки, давайте знакомиться, что ли, — окинув задорным взглядом перебравшуюся на борт молодежь, бодро произнес парень. — Я буду из Редькиных, Александр, сын Григорьев. Служу десятником в роте лешаков, в дружине псковского боярина Карпова.
— Брешешь, — откликнулся самый старших из парней, на вид лет девятнадцати.
— С чего бы это мне брехать? — С деланным удивлением и нескрываемым задором поинтересовался Александр.
— Да слышали мы, что лешаки у боярина все как один, на вековые дубы похожи. И обличием не далее от тех леших ушли. От того так и прозываются.
