Радослав успел отойти едва ли на пару десятков шагов, когда вновь послышались выстрелы, встревоженные крики и столь знакомые каждому воину звуки нарастающей схватки. Шляхтич поначалу даже растерялся, силясь понять, что вообще происходит. Ловушка? Случайность? Или эти клятые замятлинские лешаки?
Однако, даже еще окончательно не придя в себя, он уже вскочил на ноги выхватывая свой верный клинок. Рука столь же привычно легла на рукоять пистоля, заткнутого за пояс. И только потом пришло осознание того, что пистоли разряжены. Привычка больше полагаться на холодное оружие сыграло с ним злую шутку. А ведь именно огненный бой только что помог им одержать верх над эскортом боярина.
В пользу этого оружия говорит и то, что столь стремительно наседающие на его отряд псковичи, палят во все стороны, буквально сметая всех на своем пути. Умудряются достать и тех, кто пытается спастись бегством. Свинец настегает всех. Одних выгибает дугой, других просто роняет на снег, словно кто-то приложился молотом.
Решение созрело мгновенно. Бежать бесполезно. Эти дети сатаны, даже прозывающиеся нечестью, все одно догонят. Остается только дать достойный отпор. И вообще, не его ли это долг, сражаться с нечестью и ересью.
Клинок полоснул по ремню стягивающему вьюк и тот сразу же распался, выставляя на показ свое содержимое. Рука тут же подхватывает один из солдатских магазинных пистолей. Оно бы и боярские, но ты поди вот так сходу разберись, как с ними управляться. А эти…
Взвел курок. Прицелился в набегающего на него лешака. Выстрел! Нападающий в какой-то момент вдруг бросился в сторону, и кувыркнувшись через правое плечо. Причем не просто так, а оказавшись рядом с Радославом. Мгновение и лешак, обряженный во что-то белое и лохматое, резко поднялся, выбросив вперед руку и насаживая помощника Милоша на отточенную сталь.
Шиманский успел вновь взвести курок и прицелиться. Выстрел! Но пуля проходит мимо, сбивая тонкие ветки лишенные листьев. Нападающий же вновь уходит в перекат, все время сближаясь с шляхтичем.
И тогда, Милош принимает единственно верное решение. Он перебрасывает пистоль в левую руку, а в право вновь оказывается сабля его прадеда. Лешак уже рядом. Отточенная сталь со свистом рассекает воздух, но нападающий уворачивается. Пропуская смертоносную стальную молнию мимо себя.
Впрочем, шляхтича это и не больно-то расстраивает. Все продумано, выверено и отработано многократно. А потому его тело не проваливается, а клинок не вспарывает снег. Вместо этого кисть разворачивается переворачивая саблю режущей кромкой вверх. Рука тут же идет обратный ходом. Слышится треск взрезаемой ткани, кожи выделанной кожи, мышц, костей. Сталь проходит наискось от низа живота и до ключицы.
Готов. Взгляд на схватку. Все. Еще самая малость и будет поздно. Господи, как же жаль. Он еще так молод и так много не успел. Но он всегда знал, что такое долг. И что значит жить и умереть с честью. Он с этим рос, с этим жил и с этим сойдет в могилу.
Короткий росчерк и клинок рассек горло боярина, тут же начавшего захлебываться в собственной крови. И тут же послышалось несколько выстрелов. Сразу три пули ударили Шиманского в грудь, лишая жизни последнего представителя славного древнего рода и пресекая его вовек.
— Как такое могло произойти? Я тебя спрашиваю, Александр, — Рыбин вперил злой взгляд в стоящего перед ним десятника.
— Не знаю, Григорий Семенович, — виновато вздохнув, ответил десятник.
Лучше уж против превосходящего противника, чем стоять в канцелярии пред ясны очи капитана и выслушивать нарекания. Командир роты смотрит на подчиненного гневным взглядом. Потом переводит его на взводного. Захар Ильич замер по стойке смирно и изучает какую-то, только ему ведомую точку, строго на лбу, лица начальствующего. Все как учили с самого первого дня в дружине.
— Не знаешь? — Вновь взгляд скользнул на десятника. — А кто знает, если не ты?
— Вот на части меня режьте, а я не понимаю, господин капитан, — сейчас лучше по званию. Сказать, что командир лешаков зол, это не сказать ничего. — Ладно бы в первый раз. Но ведь хаживали уж вместе этим маршрутом. Все было отработано до мелочей. Мы идем лесом, в передовом дозоре, конвой следом. Но тут сразу все пошло не так. Ни с того ни с сего они вдруг помчались так, что нам пришлось выходить на дорогу, чтобы нагнать их. И нагнали бы, через пару часов. А тут слышим пальба. Ну и… — Редькин только безнадежно махнул рукой.
Н-да-а. Знать бы, что там произошло. С какой такой радости конвой вдруг помчался как угорелый, позабыв о десятке лешаков. Нет, понятно, что всадник сумеет выиграть у лыжника только в первые пару часов. А потом тот все одно его нагонит. Коли уж пешие лешаки играли в догонялки с конными, то о лыжах и говорить нечего. Вот только умыслившие злодеяние этого времени им не дали.
— Командира-то в плен отчего не взяли?
— Да кто же их разберет, кто там был за командира, — пожал плечами Александр. — Это уж потом разобрались, что и начальника и его помощника порешили. Ловок был этот Шиманский. Клима враз срубил. А у него опыта было преизрядно.
— И не только Клима, — бросив на подчиненного сердитый взгляд, бросил капитан. — Чего было палить, коль скоро он уж все сделал?
— Виноват.
— Виноват он.
Ручка с треском переломилась в руках Рыбина и он в сердцах бросил обломки на стол перед собой. Потом взял себя в руки и выдохнул. Что сделано, то
