Вроде бы и все предусмотрели. Но не суждено им было сегодня проникнуть за стену. Они уже подошли к бастиону на расстояние пяти сотен шагов, когда на соседнем бастионе вдруг поднялся шум и заполошная стрельба. Тут же всполошились и на бастионе выбранном ими.
Ни о каком тайном проникновении в город теперь не могло быть и речи. Поэтому не обнаруживая себя лешаки подались назад. И только спустя час узнали о том, что их товарищи сами сумели вырваться из шведских застенков и прорваться к своим. Правда, пришлось их прикрывать при помощи пушек. И свои едва не положили, потому как умудрились рассмотреть вражеские мундиры. Ну да, все то хорошо, что хорошо кончается. Правда, перед Александром все еще оставался вопрос с обещанным языком.
— Живой!!! Живо-ой, бродяга!!!
Иван то прижимал к себе Кузьму, то отстранял жадно вглядываясь в худого изможденного мужчину средних лет и снова прижимал к себе. При этом он явно не заботился о том, чтобы соизмерять свои силы и не замечал что причиняет бывшему узнику страдания. Впрочем, тот если и кривился, то только когда его не видел Карпов.
Вообще-то у Овечкина был низкий болевой порог и где иной только пыхтел бы от натуги, он уже кричал бы благим матом. Но за последнее время у него имелась некая практика по части боли, а потому, ничего страшного. И вообще, телесные муки сейчас не могли превзойти душевные.
— Иван Архипович, ты бы погодил меня лобызать-то, — наконец произнес Кузьма.
Карпов в очередной раз отставил от себя своего воскресшего друга, а никем иным он его и не полагал. И на конец обратил внимание на его довольно помятый вид. Как приметил и бинты под одеждой. Хм. И кстати, вон на груди сквозь ткань начала сочиться кровь.
— Данил!
На зов боярина в палатку тут же едва не вбежал денщик, пребывавший в не меньшем возбуждении.
— Немедленно вызови сюда лекаря Любимова, со всем необходимым для обработки ран.
— Иван Архипович, — начал было Кузьма.
— И всем, включая караул, не приближаться к палатке ближе чем на десять шагов, — перебил его Иван.
— Слушаюсь, — выпалил Данил которого тут же как ветром сдуло.
За палаткой раздались его отрывистые слова, скорее походящие на команды. Какая-то суета. И снова ночь наполнилась обычными для воинского лагеря звуками. Причем не спящего. Поспишь тут, когда только что пальба стояла что при твоем штурме.
— Ну вот. А теперь говори, что хотел, — наконец тихо произнес Иван, устраиваясь на складном стуле и указывая на такой же, напротив себя.
— Так ить ты и так все понял. Виноват я и перед тобой, и перед теми кто по моей вине смерть принял. Поначалу из-за глупости моей. Потом от слабоволия.
— Я гляжу тебе в казематах времени для того чтобы себя грызть было мало. Решил и тут продолжить? Ну давай. Грызи. Слушаю тебя Кузьма Платонович, — откидываясь на спинку и скрещивая руки на груди, предложил Карпов.
— Да чего тут слушать. Получается, предал я тебя, — тяжко вздохнул Кузьма.
— Н-да. Я вот что тебе скажу, Кузьма. Скажу только раз и повторять не буду. У каждого есть свой предел и ты о том прекрасно знаешь. То, что ты начал говорить под пытками, не страшно. Вред конечно приключился немалый, но понять такое можно. Вот если ты после этого еще и предался, тогда разговор будет иной. А я о том рано или поздно дознаюсь. С этим все?
— Все, — грустно улыбнувшись, ответил Кузьма.
— Ну тогда давай, рассказывай что ты там успел рассказать шведам.
— Кабы шведам, — покачав головой, хмыкнул Овечкин. — Шведский заплечных дел мастер, работает ладно, это так. Но мало довести человека до состояния мягкой глины, когда из него можно лепить, что угодно. Нужно еще и уметь задавать нужные вопросы, да переспрашивать с умом с разных сторон, так чтобы правда не единожды подтвердилась. Да и заманить мен в ловушку у шведа мозгов не хватит. Так что, рассказал я все, до чего только касательство имел. И даже то, о чем только догадывался, — тяжко вздохнув закончил Кузьма.
— Ты это брось, Кузьма Платонович. Одно скажи. Ты со мной?
— И что? Вера мне значит не вышла?
— Это не ответ.
— Коли веришь, то с тобой. Но я бы не поверил.
— И я бы не поверил. Но больно мудрено получается даже для иезуитов. Их ушки я рассмотрел сразу. Только непонятно, отчего тогда ты в шведской тюрьме оказался, да еще и в Дерпте.
— От того, что Карл с провинциалом в сговор вошли. Уж больно ты им всем насолил. А здесь, потому что до Пскова рукой подать. А там и до Новгорода не так чтобы и далеко.
— Понятно. Эх, не вовремя вы выбрались за стены. Хотя бы часом позже, глядишь и лешаки за стену перебрались бы. Тут у нас черт знает что творится.
