своему очень необычен; он индивидуален, а не просто представляет собой типаж. Связь между утенком и курицей — это результат импринта.
Различие между импринтом и обычной сильной заинтересованностью заключается в том, что импринт возникает в уникальный момент физиологической готовности. Как только доля минуты прошла и импринт состоялся, его уже не стереть из памяти.
Оказывается, мы не сумели выявить никаких стереотипных образов в душе человека. В рамках нашего обсуждения придется признать, что в человеческой душе не существует врожденных образов, действующих в качестве спусковых механизмов. Фактор импринта играет решающую роль.
Возникает вопрос: почему же тогда существуют универсальные символы? В мифологиях, в религиях, в социальных структурах каждого общества можно найти одни и те же символы. Если это не врожденные пусковые механизмы, заложенные с рождения в душу человека, то как же они там оказались?
Поскольку эти символы не возникают из врожденных механизмов и не могут передаваться через культуру (культуры так не похожи друг на друга), то должен существовать определенный набор жизненных ситуаций и опыта, общих для всех людей.
Получается, что подобные постоянные ситуации и опыт существуют в период раннего детства. Это опыт взаимоотношений ребенка с (а) матерью, (б) отцом, (в) взаимоотношения родителей и, наконец, (г) проблема собственных психологических изменений. Подобные универсальные ситуации и опыт порождают те самые Elementargedanken, «элементарные идеи», которые превращаются в неизменные мотивы мировых культур.
Общество, миф и развитие личности
Позвольте мне вкратце изложить представление Фрейда по интересующим нас вопросам в качестве основы для дискуссии о личности и обществе.
Начнем с того, что Фрейд строил свою психологическую модель на идее, что воля, желание, «Я хочу» изначально присущи душе человека. Душа — это маленькая машина, работающая по принципу «Я хочу», а общество, или его окружение, или семейные устои, или пределы возможностей собственного тела ребенка ограничивают эти желания.
Ребенок не может выдержать напряжение желания без возможности удовлетворить его. Сталкиваясь с абсолютным запретом — чем-то, чего ребенок не может, не может,
Принципиальный момент заключается в том, что не только неудовлетворенное желание уходит в область бессознательного, но и запрет оказывается там же. В области бессознательного оказывается динамическая единица энергии, которая содержит в себе и положительную, и отрицательную стороны; Фрейд называет это амбивалентностью. Такой процесс подавления вашего желания и подавления вместе с тем и запрета на него он называет интроекцией. С помощью описанного процесса интроецируется небольшой блок социального устройства, и в результате формируется встроенное «нет», табу, которое контролируется не природой, а социумом. В разных обществах существуют различные табу. Следовательно, то, что все религиозные люди называют сознанием, является социальной структурой, встроенной в нравственные устои той культуры, в которой воспитывается ребенок.
Давайте рассмотрим вслед за Фрейдом фундаментальную ассоциацию из раннего детства: стремление ребенка к матери и ее неспособность постоянно удовлетворять все его желания. Эта амбивалентность — желание и запрет, глубоко запрятанные вместе, — заключены в душе ребенка в качестве энергетической единицы. Энергия, заключенная в душе, рано или поздно должна найти выход, обрести разрядку, что и происходит на уровне бессознательного. Душа заменяет детское стремление к матери каким-либо другим желанием. То, что на сознательном уровне вы считаете абсолютно нравственным, — брак, например, — на уровне бессознательного служит абсолютно безнравственной цели: инцесту. В глубине души, так сказать, вы проживаете то, что в обществе находится под запретом, не разрешая себе даже осознать, что именно доставляет вам удовольствие.
Этот процесс лежит в основе представлений Фрейда о неврозе. Когда человека в ситуации, в которой ничего страшного нет, переполняют беспокойство и страхи, значит, это не настоящие страх и беспокойство. Это воображаемые наказания от невидимого родителя, который взыскивает за запретные желания, доставляющие тайное наслаждение.
Если человек пережил слишком много фрустраций и неудовлетворенных запретных желаний, то его неудержимо влечет в глубины собственной души; иными словами, там, в этих глубинах, происходит столько интересного, что человек может оказаться не способным активно действовать в мире сознательного. Если бессознательные переживания приобретают чудовищную интенсивность, человек может испытать так называемый психоз: он практически полностью теряет связь с окружающим миром.
Например, когда подавленные желания ребенка становятся желаниями взрослого человека и устремляются в область генитальной сексуальности, представления о матери как об их объекте превращаются в представления об инцесте, на который наложено абсолютно табу. Взрослый даже не догадывается, к чему стремится. Желание инцеста блокируется и бессознательным запретом, и страхом наказания; последняя угроза исходит от образа
