сандвичами, их отвезли к местному гробовщику. Там их ждал сельский врач Эллинсон, а также единственный представитель местной полиции констебль Уотерс. Эллинсон был молод, а в Андербери переехал недавно вместе с семьей, после смерти своего дяди, прежде имевшего дело с рождениями, болезнями и иными проявлениями бренной жизни в районе. При движении Эллинсон слегка прихрамывал (сказывался перенесенный в детстве полиомиелит, уберегший его от воинской повинности во Франции). Уотерс, по мнению Берка, был типичным деревенским блюстителем порядка: осторожный, но не педант, с врожденной сметкой, но не выросшей еще до уровня мудрости.
Сейчас все четверо стояли перед гробовщиком, состоящим, казалось, сплошь из складок и морщин. Он неторопливо снял простыню с лежащего на каменной скамье тела.
– Мы с ним пока ничего особо не делали, ждали, пока из Лондона приедете вы, – пояснил он. – Хорошо, что погода холодная, а иначе бы он подпортился сильнее, чем уже успел.
Открывшийся взору труп принадлежал мужчине чуть за сорок, с плотным сложением человека, днем усердствовавшего в поле, вечером за столом, а ночью в пабе. Его черты, точнее то, что от них осталось, посерели, а по запаху чувствовалось, что внутри уже набирает силу разложение. Лицо уродовали длинные вертикальные борозды ран, то же самое на груди и на животе. Раны были глубоки и пронизывали тело до самых внутренностей, которые были ясно видны. Из двух прорезов, словно личинки какого-нибудь гнусного паразита, торчали изорванные кишки.
– Его звали Малькольм Треворс, или просто Мэл, – сказал Уотерс. – Жил один, семьи и жены не было.
– Боже правый, – вздохнул Стокс. – Вид такой, будто его искромсал зверь.
Берк кивком отослал гробовщика, сказав, что в случае надобности его позовут. Тот, сутуля плечи, тихо вышел; если его и задевало такое выдворение, то благодаря своей недюжинной опытности он не показал виду.
Когда дверь в морг закрылась, Берк повернулся к доктору:
– Вы его осмотрели?
Эллинсон покачал головой:
– Только поверхностно. Не хотелось мешать следственным действиям. Но с ранами я ознакомился достаточно близко.
– И?
– Если это сделало животное, то я затрудняюсь сказать какое.
– Мы разослали запрос по циркам и зверинцам этой округи, – сказал констебль Уотерс. – Скоро выяснится, не сбежал ли у хозяев кто-нибудь из зверей.
Берк кивнул, однако было ясно, что слова Уотерса заинтересовали его мало. Его внимание оставалось на Эллинсоне.
– Чем вызваны ваши слова?
Доктор склонил над мертвецом голову и указал на некоторую взлохмаченность по краям основных ран.
– Вы видите это? В отсутствие каких-либо иных свидетельств я бы сказал, что эти борозды оставлены большими пальцами с длинными ногтями.
Он поднял руку, слегка скрючив пальцы, как будто держа в них мяч, после чего медленно провел ими по воздуху.
– Глубокие раны исходят от пальцев, – вслух предположил он. – А добавочные, угловые надрезы от большого пальца.
– Ну а не мог кто-нибудь применить к нему, скажем, фермерский инвентарь? – задал вопрос Стокс.
Сержант был лондонцем до мозга костей, и знание деревенского быта, вероятно, исчерпывалось у него мытьем овощей, перед тем как пустить их на готовку. Тем не менее у него было достаточно здравое подозрение, что если открыть любой амбар между этой местностью и Шотландией, то там внутри обнаружится острых предметов достаточно, чтобы настругать ломтями целый взвод таких, как Треворс.
– Не исключено, – сказал Эллинсон. – Хотя я не специалист по орудиям крестьянского труда. Надо бы осмотреть тело поподробней; глядишь, что-нибудь и обнаружится. С вашего позволения, инспектор, я бы хотел произвести вскрытие. Более детальное изучение ран должно многое разъяснить.
Вместо ответа Берк снова склонился над трупом, на этот раз глядя ему на руки.
– Вы можете дать мне лезвие потоньше? – спросил он.
Эллинсон вынул из своего саквояжа скальпель и подал его полисмену. Берк аккуратно просунул его мертвецу под ноготь правого указательного пальца и ковырнул.
– Дайте мне что-нибудь, куда поместить пробу.
Эллинсон подал склянку для хранения препаратов, и Берк соскреб осадок из-под ногтя туда. То же самое он поочередно проделал с каждым из ногтей правой руки, пока в склянке не оказалось несколько мелких кусочков материи.
– Что это? – спросил констебль Уотерс.
– Ткань, – ответил Эллинсон. – Кожа, не мех. Крови очень мало. В сущности, ее и нет.
– Он защищался, – заметил Берк. – Кто бы там на него ни нападал, на нем остались отметины.
– В таком случае он давно уже скрылся, – рассудил Уотерс. – Человек, исполосованный шрамами, не стал бы ошиваться поблизости, напрашиваясь на разоблачение.
