Поэзия (Учебник)

                                                       и он все длится.
А палец выбрал уже цитату, но указующему персту
так мало, видимо, было карты, а зримый образ
                                                       так исковеркан,
что длань, продолженная указкой, пронзила пикою
                                                                     пустоту:
— Не в мести правда, а в искупленье! — и вышла где-то
                                                      под Кенигсбергом.

И было тихо, но где нам было постичь всю долгую
                                                                  скорбь его?
Для всякой правды свой час, и ныне в ту даль
                                         я всматриваюсь из этой.
И он свидетель, и я свидетель — мы все свидетели,
                                                                      но чего?
Чего-то высшего мы коснулись своей бедой
                                                    и своей Победой.

Ведь даже тот, кто звездой отмечен, помечен свыше
                                                           еще крестом,
и кровь, пролитая в правой битве, все кровь —
                                               и ждет своего ответа,

но где последнее воздаянье — не в рукаве ли его пустом?
где память сердцу и утешенье — не эта орденская ли мета?

И я, поживший на этом свете и тоже тронутый сединой,
я вижу сердцем десятилетним тот класс и строгие
                                                                       наши лица,
и как молчали мы потрясенно, виной настигнутые одной,
и друг на друга взглянуть не смели, боясь увидеть в них
                                                             те зарницы. [343]

1982

Давид Самойлов, 1920—1990

Свободный стих

В третьем тысячелетье
Автор повести