На ступеньках не сидят, по ступенькам ходят

Сам Языков, укравший скелет барона, был похоронен в Даниловом монастыре рядом с Гоголем. Их прах вместе перенесли в 1931 г на Новодевичье. Но у поэта голова была на месте, констатировал все тот же писатель – очевидец Лидин.

***

Православная церковь, возведя Гоголя на постамент в качестве божественной матрицы – естественной чистоты души – словами Иоанна Восторгова сказала о нем:

«Вот писатель, у которого сознание ответственности пред высшею правдою за его литературное слово дошло до такой степени напряженности, так глубоко охватило все его существо, что для многих казалось какою – то душевною болезнью, чем – то необычным, непонятным, ненормальным.

Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдой… Да, отрадно воздать молитвенное поминовение пред Богом и славу пред людьми такому именно писателю…, который выполнил завет Апостола: «Слово ваше да бывает всегда во благодати, солию растворено».

И много в его писаниях этой силы, предохраняющей мысль от разложения и гниения, делающей пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой… Такие творцы по своему значению… поддерживают благочестные и чистые литературные предания».

***

В то время врачи не могли распознать его психическое заболевание и лечили снадобьями, которые только ослабляли его.

Если бы медики своевременно начали лечить его от депрессии, писатель прожил гораздо дольше (в этом уверены современные медики).

***

Гоголь – словно птица небесного рая

Свою зрелую жизнь Гоголь провел аскетически, своего рода инок в келье. Не будучи постриженным, он вел жизнь благочестивого монаха в целомудрии, нестяжании и послушании.

У него не было собственного жилища. Свою долю наследства он разделил между родными и нищими. По смерти его за ним никакого земного имущества почти не осталось.

Опись имущества Гоголя показала, что после него осталось личных вещей на сумму 43 рубля 88 копеек. Предметы, попавшие в опись, представляли собой совершенные обноски и говорили о полном равнодушии писателя к своему внешнему облику в последние месяцы его жизни.

Как здесь не вспомнить О. Хайяма: «Ведь все равно в тот мир предстанешь неимущим»

И это при том, что созданный им фонд «на вспоможение бедным людям, занимающимся наукою и искусством» составил более двух с половиной тысяч рублей. Гоголь никогда не был женат, не был близок ни с одной из женщин (в многочисленных воспоминаниях о нем нет и намека ни на что подобное).

По воспоминаниям современников, Гоголь «был в состоянии довольствоваться самою скудною пищей и постился иногда, как самый строгий отшельник, а во время говенья почти ничего не ел». В постные дни, когда в деревнях готовились разнообразные постные блюда, различные винегреты и тому подобное, он даже иногда бывал недоволен: «Какой же это пост, когда все объедаются еще хуже, чем в обыкновенные дни?» – говорил он, отодвигая подальше блюдо с какою – нибудь заманчивой постной пищей…»

Доктор Тарасенков вспоминал: «Свое пощение он не ограничивал одною пищею, но и сон умерял до чрезмерности; после ночной продолжительной молитвы он вставал рано и шел к заутрени…» Тот же Тарасенков говорил еще, что Гоголь почти не ложился в постель, а оставался в креслах. Видно, он старался подражать весьма трудному аскетическому подвигу, редкому и у подвижников.

П. В. Анненков о своем пребывании в Риме еще летом 1841 года совместно с Гоголем писал в воспоминаниях: «Гоголь довольно часто садился на узенький плетеный диван из соломы, опускал голову на руку и дремал долго после того, как я уже был в постели и тушил свечу. Затем переходил он к себе на цыпочках и так же точно усаживался на своем собственном соломенном диванчике вплоть до света, а со светом взбивал и разметывал свою постель для того, чтоб общая наша служанка, прибиравшая комнаты, не могла иметь подозрения о капризе своего жильца».

«Где просто – там ангелов со сто», – гласит библейская мудрость. Вот и Гоголь простой был веры, ангельской. Княжна В. Н. Репнина – Волконская вспоминала: «У матери моей была домовая церковь. Гоголь приходил к обедне, становился в угол за печкой и молился как мужичок, по выражению одного молодого слуги, то есть клал поклоны и стоял благоговейно».